Остров
Шрифт:
– Свиные пятачки, мистер Нельсон.
Дики заметил:
– Я ж тебе говорил, Нельсон. Большего ты не достоин.
Когда Мануэль помыл и расставил тарелки, горшки и сковородки, и когда он дочиста выскреб камбуз, ему стало нечего делать. Ему хотелось закрыть наружную дверь, включить кондиционер и телевизор в главном салоне и развалиться на велюровом диване. Но кондиционер включали только тогда, когда на борту были гости – они за это платили; телевизору нечего было принимать, а диван, как и вся остальная мебель, был зачехлен.
Там стоял еще стол, набитый книжками в мягких обложках, и Мануэль мог бы залечь к себе на койку и почитать, но его способность читать ограничивалась чтением печатных букв – в надписях на коробках с замороженной едой, в маркировке морских приборов, и в названиях мест на морских картах. Он был решительно настроен научиться читать получше, и изучал заголовки в иллюстрированных журналах, оставленных пассажирами, – “Пипл”, “Юнайтид Стейтс”, “Плейбой”, “Пентхауз” и “Яхтинг”. Но он чувствовал, что из имевшихся на борту журналов он уже выжал все, что мог.
Дики и Нельсон все еще рыбачили на корме. Мануэль мог, конечно, соорудив себе леску, присоединиться к ним, и он бы так и сделал, если б у них клевало. Но число шуточек, которыми обменивались Дики и Нельсон, увеличивалось обратно пропорционально количеству выловленной рыбы, и в такие неудачные дни, как сейчас, им только и оставалось что шутить. Появись там Мануэль, они переключились бы на него, как на свежую мишень, а он этого не выносил.
Так что он перестирал всю свою одежду, потом отгладил ее, и ему опять стало скучно.
Надев плавки, Мануэль все же вышел на корму. Солнце разбухало, коснувшись горизонта на западе, и уже показалась луна – тусклая лимонная долька на серо-голубом небе.
– Мистер Дики, не снять ли мне чехлы со стульев и прочего?
Дики не ответил. Он сосредоточился на кончиках своих пальцев, пытаясь разобраться в слабых толчках и подергиваниях лески, чтобы отличить беспокойство мелкой рыбешки от первого пробного рывка большой. Он дернул леску, чтобы подсечь, но безуспешно. Он опять расслабился.
– Нет. Оставь это мне. Утром времени будет достаточно. Но если ты сидишь, ковыряя пальцем в носу, то лучше поковыряйся вначале в баре – неплохо заполнить его бутылками.
– Ага.
– И принеси нам рому, когда закончишь.
– Я могу включить радио?
– Несомненно. Евангелие тебе не повредит. Изгонит греховные мысли у тебя из головы.
Мануэль вернулся в салон. В шкафчике под телевизором было несколько радиоприемников: однополосный, сорокаканальный для обычных гражданских частот, коротковолновый, и стандартный, для УКВ. В это время дня полосы были в основном забиты разговорами – кубинские рыбаки обсуждали свой дневной улов, пассажиры кораблей вызывали Штаты (через Морскую, Службу в Майами), рыбаки сейнеров докладывали своим женам, когда их ждать домой. Мануэль включил приемник на средние волны и услышал знакомый, успокаивающий голос проповедника – священника из Индианы, который записывал религиозные программы на пленку в Саут-Бенде и посылал их по почте на евангелическую радиостанцию на мысе Гаити. Большинство судов, курсирующих вблизи 20°-22° северной широты и 70°-73° западной долготы, держали обычно свои приемники настроенными на станцию WJCS (Иисус Христос Спаситель), так как это была единственная станция, которую можно было принимать без помех, и которая регулярно передавала прогноз погоды. Прогнозы Бюро Погоды США из Майами были достаточно надежны для Флориды и Багамских островов, но оказывались на редкость недостоверными для предательского бассейна между Гаити и островом Аклинс.
– ... и теперь, собратья, – проникновенно вещал проповедник, – я приглашаю вас присоединиться к нам здесь, в Прибежище Покоя. Вы знаете, собратья, что для каждой души, плывущей по морю жизни, парит высоко в небе летучий кораблик – Предупреждение. И если вы услышите его, Христос встанет рядом с вами у кормила...
Мануэль скатал ковер в салоне, поднял крышку люка и спустился в трюм. Взяв фонарь, прикрепленный к переборке, он осветил бесчисленные коробки с консервированной едой, напитками, репеллентами, сетчатые мешки с луком и картофелем, завернутые в бумагу копченые окорока, банки с канадской ветчиной и рулетом из индейки. Наклонившись, он двинулся вперед по узкому трюму, пытаясь найти одну-две коробки со спиртным. “Ну, максимум – три”, – решил он: восемь человек, включая четырех женщин, которые пьют меньше, чем мужчины – на семидневную поездку. Тридцати шести бутылок будет более чем достаточно. И гости, как он знал, не заказывают больше, чем запланировали. Еда входила в стоимость рейса, а за напитки платить надо было отдельно, и все, что оставалось после гостей, допивала команда. Таковы были правила.
Он двинулся дальше и осветил носовое отделение, забитое коробками со спиртным. Он прочитал трафаретные надписи на боках, затем, привыкнув не доверять своим читательским способностям, перечитал их снова: виски, джин, текила, “Джек Дэниэлс”, ром, арманьяк. Про себя Мануэль перемножил бутылки, людей и дни. Сто сорок четыре бутылки, восемь человек, семь дней. Две с половиной бутылки на человека в день.
Мануэль опустился на колени, уставился на картонки и вдруг почувствовал, как ему плохо. Это будет плохая поездка. Они будут жаловаться на все; когда гости пьют слишком много, их все раздражает – погода, условия проживания, еда, выловленная рыба, и особенно – остальные пассажиры. Дики, Нельсон и капитан обладали иммунитетом к грубости; их возраст, опыт, сила держали всех на расстоянии, кроме разве что самых невоспитанных грубиянов. Это означало, естественно, что пьяницы приберегли свою язвительность для молодого и беззащитного Мануэля.
Он положил фонарь на пол и оторвал крышку с ближайшей коробки виски. В бар на палубе достаточно будет поставить по две бутылки каждого напитка – достаточно на первый вечер, по крайней мере.
В сумерки рыба начала клевать.
– Никогда не мог этого понять, – сказал Нельсон, вытягивая леску. – Там же внизу нет света, откуда ж они знают, когда подходит время обеда?
– У них внутри есть природные часы. Я про это читал. – Дики перегнулся через поручень. – Ого, посмотри на этого лупоглазого черта.
Нельсон ухватился за вожак и перевалил рыбину через планширь. Она была интенсивного красновато-розового цвета и весила 6-8 фунтов. Поскольку рыбина была поднята со дна, воздух раздул ей живот и заставил выпучить глаза. Распухший язык полностью заполнил разинутую пасть.
– Ужин, – сказал Нельсон.
– Точно, черт побери. Мануэль!
Ответа не было. Мальчик был в трюме, далеко. Из салона слышался голос проповедника на фоне песнопений:
– ... и ты, может быть, скажешь самому себе, собрат: “Но ведь Иисус не может любить меня, слишком уж я злостный грешник”. Но именно поэтому Он любит тебя, собрат...
– Мануэль! – Дики двинулся вперед. – Черт побери, приятель... – Внезапно, сквозь передние стекла салона. Дики увидел, как что-то плывет к их кораблю, влекомое быстрым течением. – Эй, Нельсон, – Дики указал пальцем. – Что там такое, по-твоему?
Нельсон оперся о борт. В полутьме он едва видел предмет, на который указывал Дики. Он был в двадцати или тридцати ярдах – темный, твердый, длиной двенадцать-пятнадцать футов. Им, очевидно, никто не управлял, так как он медленно вращался по часовой стрелке.