Остров
Шрифт:
— Что «не»?
— Чтобы магу, да не дала? Не поверю.
— Вот и я о том же, — вздохнул Мелендес, зашёл с левой стороны, зажал браслет Павла между пальцами обеих рук. — Этот кретин совсем с катушек съехал, а нам расхлёбывать. Готов?
И, не дожидаясь ответа, потянул браслет на себя.
Первую минуту Павел спокойно висел, наслаждаясь незримой свободой, Мелендес отошёл в сторону, и делал пометки на планшете, ведя отсчёт времени. Из камеры он выходить не стал.
Нахлынуло привычное чувство, будто вся планета готова отдать себя без остатка, воздух стал тянучим, словно жидким, и парень почти перестал дышать, но от этого ему стало только лучше. Кончики пальцев закололо, в животе потеплело.
— Ты как? —
— Отлично, — Павел улыбался. — Пока отлично.
— Первая минута прошла. Даю обратный отсчёт для второй.
На стене засветились цифры. 59..58..57.. Когда двузначные числа закончились, парень сжал кулаки, это помогало ему концентрироваться. Потихоньку накатывавшая эйфория начинала туманить сознание.
— Давай, — Мелендес подождал ещё несколько секунд, чиркнул по планшету.
Поле планеты не регистрировалось приборами напрямую, его замеряли по косвенным признакам, от глубины в несколько километров и до стокилометровой высоты оно было практически равномерным. Учёные твёрдо были уверены, что то, что может делать маг — бить электричеством, сжимать материю, превращать одно вещество в другое посредством ядерной реакции, при которой энергия переходит в промежуточное состояние, делать с окружающим миром всё, что только можно вообразить, всё это обычные физические явления, обусловленные этим полем. Но человеческое тело на такое не способно, организм повредит себя быстрее, чем других, удар током так же губителен для источника, как и для цели — поэтому первый выплеск всегда дистанционный, чаще всего огонь.
Тот, кто это может делать, уже практически не человек, совсем другое существо. Мага, перешагнувшего порог, постепенно переставали интересовать человеческие ценности, взаимоотношения и интересы, для него люди становились что-то вроде насекомых, которые не должны мешать, и которых можно давить, сжигать, взрывать и превращать в слизь.
Не сразу, может пройти месяц, или год, набрав часть силы за несколько минут, всё это время маг будет постепенно, очень медленно эволюционировать. Когда Павел сказал Карпову, что Жерар может быть магом, мысль только на первый взгляд могла показаться глупой, никто не заметит изменения, если прошло немного времени — способности начинают проявляться практически сразу. Со временем, не сразу и не одномоментно, изменятся внутренние органы, кожа уплотнится и станет лучше проводить ток, уменьшится потребность в еде и воздухе, зато вырастет аппетит, маг сможет спокойно находиться на солнце, пить воду из океана и различать человеческие эмоции и даже обрывки мыслей. Его настроение станет нестабильным, поведение тоже, он может дать конфету ребёнку, а через десять минут сжечь заживо его родителей. Убить мага станет гораздо труднее, а ведь обычные люди тоже неплохо подготовлены, у них есть оружие, способное уничтожить не только одного мага, но и целый остров с магами, как бы ни был модифицирован организм, при температуре в десять тысяч градусов он всё равно сгорит.
Так что маг, снявший браслет — это не главная проблема.
Главная в том, что стоит перешагнуть порог от человека с сверхсуществу, сделать крохотный шажок, после которого начинаются изменения, и вернуться магу обратно практически невозможно. Даже браслет не поможет. Даже если он наденет его обратно, и будет вести себя, как обычный человек, всё, его судьба решена.
И поэтому Павел последующие минуты только тем и занимался, что сам исполнял роль блокиратора, выдавливал из себя то, что пыталось проникнуть внутрь и захватить его тело. Ставил один защитный барьер за другим, контролировал каждую клетку своего организма, заставлял кровь течь, а лёгкие — расширяться и сжиматься. Из глаз текли кровавые слёзы, губы были прокусаны до мяса, суставы крошились, а мышцы, сведённые судорогой, буграми катались под кожей. Счёт времени он давно потерял.
И
— Тридцать семь минут, Веласкес, — сказал он телу, без сознания висевшему в коконе. — Я в твои годы с трудом доходил до одиннадцати, ты просто монстр, мой юный друг. Сколько там было в прошлый раз в отчёте, четырнадцать? Слишком сильный прирост, поставлю-ка я восемнадцать, а то сидеть мне здесь с тобой очень и очень долго. И так из-за тебя мой обед, наверное, превратился в холодное дерьмо.
Глава 8
17 год от Разделения.
Сидаже Алта, Парадизо.
Восточый ветер решил, что пора показать этим пришельцам, какой он — настоящий холод на Тера Сегунде. Перекинулся через горы, и махом опустил температуру с тридцати пяти до двадцати, в небе набухли тучи, обещая такой редкий дневной дождь. Заодно они закрыли солнце, и люди выглянули на улицы без защитных очков и капюшонов. Вокруг, сколько хватало глаз, шла кипучая деятельность, мини-погрузчики сновали по улицам, местами уже покрытым бетоном, строились дома, неподалёку возводился католический храм.
Франсиску Гомеш, бодрый и подтянутый мужчина сорока лет, легко взбежал по ступеням больницы, кивнул медсёстрам, по пути осмотрел пожилого мужчину в инвалидном кресле, и прошёл в крыло, где занимались исследованиями.
— Ты представляешь, что учудил Совет, пока меня не было, — прямо с порога заявил он. — Они решили, что декабрь будет из пяти дней.
— Зачем? — молодая женщина не отрываясь смотрела на экран, одновременно водя пальцем по планшету.
— Так дней-то всего триста тринадцать, и они решили, что хорошо, если в каждом месяце будет четыре недели, а весь декабрь мы будем отдыхать, Рождество одним махом и Новый год. Маша, ты меня слушаешь?
— Ещё бы, — от монитора Маша Карпова не оторвалась, но послала Франсиску воздушный поцелуй. — Правильно решили, а то с этими месяцами и неделями всегда была путаница, луны здесь всё равно нет. Садись, я тебе кое-что покажу.
Франсиску подкатил кресло к длинному, во всю стену, рабочему столу, уставленному приборами, и тоже уткнулся в монитор.
— Похоже на какую-то железу, — наконец сказал он. — Это кто?
— Бразильская выдра. Выловили в реке, чуть охотников не сожрала, они её и пристрелили. Сейчас уменьшу.
Изображение стало втягиваться, и появились привычные органы.
— Где это, надпочечники? Сколько же эта штука занимает места? И я сказал тебе, что ты прекрасна, как горный цветок?
— В этом всё и дело, — улыбнулась Маша, чмокнула Франсиску в щёку. — Это одна клетка, пять сотых миллиметра. Я проверила ещё мышей, рыб и пауков, только у мышей она есть. Полагаю, что и у остальных животных.
— И когда ты это нашла?
— Пять недель назад, сразу после твоего отъезда.
— Погоди, — Франсиску отодвинулся, внимательно посмотрел на жену. — Ты это знала пять недель? Почему столько времени ждала?
Маша промолчала.
— Полагаю, просто осмотром это не закончилась. Когда ты это сделала? — мужчина поджал губы.
— Одиннадцать дней.
— Ты можешь умереть.
— Милый, мы все тут умрём, если не сделаем что-то, этот мир нас не любит. Но он полюбил этих животных, значит, есть способ. Тебе не сказала, потому что знала, что ты будешь против. Да и связь была паршивая.
— Конечно, я буду против. Ты вполне могла эту штуку подсадить мне. В неизменном виде?
— Конечно же нет. Я сделала биоимплант, оставила только РНК, размножила, и в одну из копий подсадила свою ДНК. Потом неделю наблюдала, параллельно запустила обработку на компьютере.