Остров
Шрифт:
Отец Анатолий вдруг сильно закашлялся, потом тяжело вздохнул и опустился на ящик.
— Ты вот что… — сказал он совершенно спокойным глухим голосом, — ты прости меня, батюшка Иов. Не справедлив я к тебе и за буфет прости и за Каина и за деготь…
— Да чего уж вспоминать, и ты меня прости Христа ради за все, — обрадовался Иов.
— А теперь помоги мне, — сказал истопник и открыл настежь дверь молельной комнаты, зажег лампаду, висящую перед иконами, которыми были увешаны стены комнаты.
Потом достал свечи, зажег их и прилепил на косяк двери, ведущей в молельную комнату. Истопник вернулся к ящику, зашел с одной его стороны, взглядом приказал Иову зайти с другой. Так они подняли ящик и отнесли к молельной комнате и поставили его так, что одна сторона ящика находилась в молельной комнате, а другая в помещении кочегарки. После этого истопник достал крест, благословил им отца Иова и сказал:
— Ну, вот так… Теперь хорошо… А сейчас иди к отцу Филарету и скажи, что, дескать, преставился раб божий Анатолий и чтобы ударили в колокол.
— Да как же это?.. — начал было говорить Иов.
Но старец Анатолий даже не обратил на него внимания. Он лег в ящик, головой в помещение кочегарки, сложил руки с крестом на груди и закрыл глаза. Ящик оказался ему как раз в пору. Иов не спешил уходить, какое-то время он наблюдал за неподвижно лежащим старцем.
— Эй, отец Анатолий, ты что чувствуешь сейчас? — осторожно спросил Иов, — может, болит чего?
— Боль это не главное. Главное — не покой душевный, — не открывая глаз, ответил истопник. — Грехов у меня много, а добрых дел нехватка. Ну, ничего, Господь милостив.
— Ну, батюшка Анатолий, твои грехи и в телескоп не разглядеть, а добрых дел целая гора.
— Услады много в жизни я испытал, радостям и утехам предавался, особенно по молодости. А людям мало помог, можно было больше…
— Вот слушаю я тебя, словно не о себе говоришь, — удивился Иов.
— Добрый ты отец, Иов, ну, да ладно, иди с Богом…
— Батюшка Анатолий, а мне-то как жить? — спросил Иов.
— Живи, как живешь, — ответил истопник, — все грешные. Только не сделай какого-нибудь большого греха… Ну вот, и поговорили, а теперь пора мне. Христос с тобой.
Последние слова старца, которые услышал Иов были:
— Господи, в руки Твои предаю дух мой.
Иов выскочил из помещения котельной и, что есть духу, помчался к покоям настоятеля Филарета. По дороге он встретил монаха, исполнявшего в обители обязанности звонаря.
— Бей в колокол! — крикнул ему Иов, не останавливаясь, — отец Анатолий скончался.
Настоятель монастыря на острове Холодный отец Филарет сидел за столом в своей обширной келье со сводчатыми потолками и читал «Житие святых». Следов пожара, произошедшего здесь несколько лет назад, заметно не было, разве что иконостас казался чуть-чуть темней, чем раньше.
Вдруг в келью со всей возможной прытью вбежал задыхающийся от быстрой ходьбы батюшка Иов.
Настоятель вздрогнул и строго посмотрел на Иова.
— Вот вечно ты меня пугаешь, — сказал он недовольно, но, услышав колокольный звон за окном, и увидев беспокойство на лице монаха, настороженно спросил. — Горим, что ли?
— Отец Анатолий скончался, — тяжело дыша, провозгласил Иов.
Филарет встал и перекрестился на иконостас.
— Упокой Господь его душу, — сказал он и снова обратился к Иову, — как это произошло?
— Не знаю, — пожал плечами монах.
— Да кто же тебя прислал ко мне? — спросил настоятель.
— Батюшка Анатолий…
— Сам?! — удивленно уставился на Иова Филарет.
— Сам, — кивнул головой Иов.
Филарет тяжело опустился на стул, и несколько секунд на его лице отображалась бурная умственная деятельность.
— Подожди, — сказал, наконец, настоятель, — ты хочешь сказать, что отец Анатолий, выполняющий послушание в котельной, сам, своими устами сказал тебе, чтобы ты пришел ко мне и оповестил меня о его кончине?
— Так и есть, — подтвердил Иов.
— Так почем же ты знаешь, что он умер? — резонно спросил Филарет.
Иов наконец понял всю двусмысленность ситуации, в которой он оказался, поэтому не нашел ничего лучшего, как развести руками.
— В конце концов, это все легко разъяснить, — рассудил настоятель, — Пойдем к отцу Анатолию, там все и узнаем.
Рассекая волны, по морю шел небольшой пассажирский корабль. Погода была хорошая, светило яркое солнце, играя бликами, отражалось от поверхности воды. Контр-адмирал Тихон Степанович Яковлев стоял на палубе рядом со своей дочерью Настей. Чайки кружили вокруг судна. Одна из них камнем бросилась в воду, погналась под водой за рыбой, но та, прибавив скорости, стала стремительно уходить на глубину. Чайка погналась за ней, но довольно быстро прекратила погоню и, помогая себе лапами и крыльями, устремилась к поверхности воды. Нас закружило в этом водовороте, и мы начали медленно опускаться на дно. Отсюда был хорошо виден остов корабля. Он походил на большой артиллеристский снаряд, выпущенный кем-то из пушки и запечатленный в рапиде, так, что были видны даже завихрения, рассекаемых им волн. По мере погружения сумрак начал сгущаться, словно постепенно наступал вечер, а за тем и ночь, но только без звезд и Луны. Тьма становилась полной и абсолютной, ничем не нарушаемой. Шум волн сменила тяжелая всепоглощающая тишина, вековечная и нерушимая. Со времен сотворения мира здесь не было произнесено ни слова, не издано ни звука. Мы как будто откатывались назад, через всю мировую историю, к зарождению жизни, не то, чтобы сразу, а постепенно, не спеша, словно двигаясь через тысячелетия от высшей точки развития мира, к его сотворению и дальше к вечному мраку, к ничто, предшествующему созданию бытия.
КОНЕЦ
Примечание: При создании сценария использованы материалы о жизни преподобных старцев в России.