Острова и капитаны

Крапивин Владислав Петрович

— Без отца. А мать вышла снова замуж… Да нет, мы не ссорились, но… В общем, жизнь.

— Егор, — сказал редактор. — Вас ведь Егором зовут? Егор, вот что я хочу сказать. В вашей жизни, наверно, будет много сложностей, трудностей, пертурбаций. Как у всякого. И повесть ваша, возможно, будет писаться с трудом. И покажется не раз, что надо бросить… Обещайте, что не сделаете этого. А?

— Постараюсь, — пробормотал Егор Петров. — Конечно… Хотелось бы.

— А когда закончите, пришлите ее мне… Скажем, через год. Большего срока я вам не даю… А в зачет будущего я обещаю

вам вот что: одно ваше стихотворение мы напечатаем. В ближайшем номере.

Егор Петров глянул недоверчиво и радостно. Хотел сдержать улыбку, но губы расползлись полумесяцем.

— Совсем даже не ожидал…

— Напечатаем. «Балладу о хронометре». Она, кстати, как-то перекликается с повестью Курганова… Вот… — Он вытянул из-под бумаг знакомые Петрову листы. — Я отложил… Только скажите, чем вам не нравится ваша фамилия? Прекрасная, самая русская… И чем лучше псевдоним Нечаев? Или… это как-то связано с тем Нечаевым?

— Связано. Я его сын.

— Бог ты мой. Вот в чем дело-то… Ну, я уже не отваживаюсь на дальнейшие вопросы…

— Рос-то я с отчимом. Потом он тоже умер… Ну а фамилию отца я узнал только в восьмом классе.

— Ясно… Выходит, вам в наследство досталась вся эта история.

— И хронометр Курганова, — улыбнулся Егор.

— Кстати, о наследстве… Нам надо коснуться еще одного вопроса, чисто юридического. Повесть будет считаться вашей публикацией, положен соответствующий гонорар… А не получится так, что у Курганова отыщутся прямые наследники и предъявят свои права? Тем более чтосам он родом из Ленинграда…

— А я уже отыскал наследников, — сказал Егор.

— Ого! Как вам удалось?

— Ну, это рассказывать— еще одна повесть. Многиепомогали. В том числе и Денис… Сын товарища Эн. Он сейчас здесь, в Ленинграде. В кораблестроительном. Но в конце концов помог счастливый случай. В письмах моей бабушки, матери Толика… Анатолия Нечаева, нашли бумажку с ленинградским адресом… Тетя Варя, моя тетушка, догадалась, что, наверно, это адрес, по которому бабушка сообщала дочери Курганова о его смерти… Ну и точно. В том же доме на Петроградской стороне и живут.

— И кто же наследники?

— Дочь Курганова умерла два года назад. У нее был сын, офицер. Внук Курганова. Он прошлым летом погиб в Афганистане… Сейчас в той квартире живет его вдова…

— Да… но вдова внука — это, увы, не прямая наследница…

— Но у нее есть сын. Правнук Курганова, пятиклассник… Я вам оставлю их адрес.

Выражение «у него выросли крылья» было вполне применимо к второкурснику Калининградского высшего морского училища Егору Петрову. С этим ощущением радостной невесомости он отмахал своими ботинками расстояние от редакции до одного из дальних кварталов Петроградской стороны. И шел теперь к старому, уцелевшему в войну четырехэтажному дому.

Тротуар вывел к бетонной изгороди школьного двора. Изгородь и сама школа были очень похожи на ту, в которой Егор заканчивал восьмой класс. Что поделаешь, типовая постройка…

Но на школьном

дворе не было типовой унылости. Был праздник. Рядом с изгородью репетировали барабанщики: отбивали шаг на месте и ловко лупили палочками по синтетической коже красных лаковых барабанов. Это был тот же марш, который когда-то показывал Егору Никитка, приемный сын Михаила: в школе, где после университета работал Михаил, готовили торжественный сбор, и вот Никитка старался…

Сейчас мальчишки тоже готовились к пионерскому празднику — через несколько дней 19 мая. Над школьным двором, растянутый между столбом спортплощадки и тополем, выгибался, как парус, под теплым ветром широкий кумач:

1987

70 лет Великого Октября

65 лет советской пионерии

Дружина! Крепче шаг на марше!

А потом Егор увидел и настоящие паруса. Почти настоящие. Пунцовые, небесно-синие, пламенно-оранжевые, зеленые, лимонные. Они трепетали над макетом старинного фрегата. Макет был размером с автобус. Корпус фрегата, украшенный узорами, фигурами озорных морских коньков и масляной росписью, стоял на четырех парах велосипедных колес. Десятка полтора мальчишек возились у корабля: подтягивали тросы, накачивали шины, прибивали к корме щит с номером школы.

Это был, без сомнения, тот корабль, о котором в нескольких письмах рассказывал Костик Бессонов.

Значит, и сам Костик должен был находиться где-то здесь.

Егор прошел во двор и спросил у ребят, где Бессонов из пятого «В». Но мальчишки пожали плечами.

— Разве он не в экипаже вашего корабля?

Старший паренек, по виду класса из девятого, недовольно сказал:

— Много кто в экипаже. А как работать — не соберешь.

Егор двинулся со двора, и его опять догнала дробь барабанного марша. Сто двадцать шагов в минуту, удар в полсекунды. Ритм корабельного хронометра… И, вспомнив про «Балладу о хронометре», Егор снова ощутил радостную невесомость.

Костик Бессонов оказался дома. Он сам открыл Егору. Узнал, заулыбался:

— Ой… а ничего не писал, что приедешь…

— Так получилось. Мы привели сюда фрегат… Наши ребята сразу уехали в Калининград, а я отпросился на сегодня. Поеду ночью… Мама, наверно, на работе?

— Да… Проходи. У меня котлеты нажарены с картошкой…

Полутемный коридор дохнул на Егора запахом старой коммунальной квартиры. Но просторная комната встретила его солнцем и чистотой. Пахло старым деревом свежевымытого пола, стояло ведро с висевшей на краю тряпкой. Костик радостно сказал:

— Ты садись, я сейчас кончу по хозяйству…

Егор скинул у порога свою казенную обувь («Да зачем ты, — сказал Костик. — Вытер бы, да и ладно…»), прошел, сел на край тахты. Как и в прошлый раз, глянул на Егора с настенной фотографии капитан ВВС Вячеслав Бессонов. Командир вертолета, потерявшего управление после выстрелов с земли и врубившегося в склон горы севернее Герата. У капитана Бессонова были спутаны ветром светлые волосы и смешливо искрились глаза. И уже не первый раз в жизни подумал Егор Петров, как хранят фотографии живые взгляды людей, которых нет на свете…