Острова и капитаны
Шрифт:
— Не думай, будто он списывал. Больно ему надо…
«Я не думаю, Денис. То есть думаю, но этого тебе не скажу никогда. Я тебя понимаю…»
Отцов не выдумывают, они такие, какие есть. Но… если вдруг оказывается, что не такой он, каким был в твоих глазах, наступает, наверно, отчаяние. И тогда — или со слезами, или, наоборот, со стальным упрямством — ты говоришь: «Зачем ты так? Ты же сам учил меня честности…» И, наверно, отец — если он отец— понимает, что больше нельзя шагать назад. Сзади — черта. И тогда он готов отдать все на свете, не
Но это уже были не мысли, а скорее ощущение, полудогадка.
И еще одно почувствовал Егор. Что не даст Денис отца в обиду, какой бы тот ни был. Будет отстаивать его перед Егором, перед собой и перед самим отцом — Олегом Валентиновичем Наклоновым. И перед всем белым светом.
И это было справедливо.
«Я понимаю», — чуть не сказал Егор. Но не решился. Да и все ли он понимал?.. А что еще сказать? «Спасибо за рукопись»? Глупо и неловко. А может, подробнее: «Я вижу, как тебе трудно, только пойми и меня, я не мог не ввязаться в это дело, я обязан был, потому что за мной и Курганов, и Толик Нечаев — тоже отец! Это было неизбежно, все вело ко мне. Все линии! У меня даже нарисовано это, хочешь, покажу?»
Но это был бы уже долгий разговор. А с какой стати Денис обязан выслушивать излияния Егора Петрова? Он, Денис Наклонов, сделал все, что был должен. И за себя, и за отца. И теперь с чистой совестью может уйти…
Но ведь надо же что-то сказать!
Может, просто: «Не злись на меня…» Ох ты, чушь какая!..
И в этот миг отчаянно взорвался, заколотился, сбив привычную плавную мелодию, сигнал у входной двери.
Егор прыгнул в прихожую, рванул запор. Встрепанный, в сбившейся рубашке, задохнувшийся, встал на пороге Ваня.
— Егор!.. Они там… Наши газеты в макулатуру, в машину… Давай, может, успеем…
Как много может подумать человек за несколько секунд: сообразить, вспомнить, прийти в отчаяние, скрутить это отчаяние, прикинуть план действий… И все это, пока мгновенно оглядываешь взмыленного Ванюшку (цел ли?), виновато оборачиваешься к Денису (извини, но видишь — не до беседы!), толкаешь Ваню перед собой и вместе с ним летишь к лифту (дверь после Вани даже еще и не закрылась)…
Вот дубина Егор Петров! Сколько раз собирался потребовать у вожатой «Новости Находки» и отнести Ямщиковым! А потом — то одно, то другое. Конечно, грустные были дела, тяжкие, но Веньке-то от этого будет не легче, когда завтра узнает, что лучшие номера «НН» отправились в утиль… Кто посмел? Ошибка? Или нарочно?.. Могли и нарочно, потому как газеты «йидейно не выдержанные и подрывают педагогические принципы»…
Только бы успеть!
Неделю назад восьмиклассники работали на субботнике, убирали двор, и Егор видел, как ребята из младших классов складывают в углу у школьной мастерской кипы старых газет, бумаги и картона. Получилась целая куча, до крыши мастерской. Потом эта куча лежала и лежала, не было машины… Сегодня тоже субботник — для тех, кто не работал в прошлый раз, не смог или прогулял. И, видимо, как раз пришел грузовик. И, наверно, Ваня как-то заметил свои газеты в куче бумаг… Все это можно уточнить потом. Сейчас главное — не опоздать…
— Постой! — звонко сказал в спину Егору Денис. — Возьми велосипед! На нем быстрее!
Рассуждать некогда, на велике действительно быстрее. Егор поставил ногу на порог лифта — чтобы дверь не закрылась.
— Давайте!
Денис и Ваня воткнули в кабину вскинутый на заднее колесо велосипед. Втиснулся Ваня.
— Я прибегу в школу! — крикнул Денис, и дверь задвинулась с нетерпеливым лязгом.
… Весу в Ванюшке — как в охапке соломы. Если бы не держал Егора за ремень, даже и не почуешь, что он на багажнике. И Егор мчался, давил на педали, срезая углы на перекрестках, пересекая пустыри, где были уже просохшие твердые тропинки.
Один раз Ваня вскрикнул.
— Вань, ты что?!
— Репейником врезало! Ничего, жми!
— Как ты узнал про газеты?!
— Когда Настюшка с тобой заругалась, ко мне Вовка Шарков подбежал! Сказал, что видел! Как в машину кинули!
— И что?!
— Я сразу туда, а там этот… который Физик. И ребята большие! Я говорю: «Отдайте!» А они: «Не мешай, там ничего нет!» Я опять, а они: «Пошел прочь!» Я долго просил, а они…
— И Поп-физик?
— Он: «Отойди, мальчик». Я тогда Вовку за нашими ребятами послал, а сам к тебе!
— Почему ты сразу меня не позвал?! Я же рядом был!
— Я не думал… что они так! Сперва думал — отдадут!..
«Лишь бы не ушла машина…»
… Она еще не ушла. Егор увидел это почти за квартал. Переулок вел к школьному забору, к боковой калитке. Под уклон. За низкой бетонной изгородью виден был стоявший во дворе грузовик. Над бортами поднимались пухлые вороха макулатуры. На них топтались двое мальчишек, ловили пачки, которые им бросали снизу. Но вот перестали ловить. Прыгнули с кузова… Машина гуднула и медленно пошла на асфальтовую дорогу, ведущую к школьным воротам.
— Ванька, с коня!
Егор крикнул это без всякого пижонства, без всякой романтики. Просто короче это было, чем «свелосипеда» и даже «с велика». И Ваня — вот молодец! — без малейшего спора и промедления скатился с багажника. На миг Егор оглянулся, заметил, что Ванюшка поднялся с земли, трет коленки. Ладно, жив…
Нельзя было выпустить машину со двора. На улице — не догнать, не задержать. Егор влетел в боковую калитку и по тропинке среди ломкого прошлогоднего бурьяна, у самой изгороди, гнал велосипед к распахнутым решетчатым воротам. Наперерез грузовику. А тот уже катил по асфальту бодро, деловито, хотя и не очень быстро.
Не было страха! Хоть под колеса! Хоть на таран!..
Он успел. Звоном и скрежетом отозвался велосипед на мгновенный тормоз. Слева у самого плеча увидел Егор дышащий теплом и бензином, словно вздыбленный, радиатор…
— Ты что, сволочь такая! Себя не жалеешь — меня пожалей! — орал усатый шофер, наполовину высунувшись из кабины. Усы казались очень черными на совершенно белом лице.
Но не было у Егора страха.
— Марш назад! — гаркнул он шоферу. — Куда Венькины газеты повезли! Воры!