Острова испытаний
Шрифт:
Он не заметил, как она тяжело вздохнула и призадумалась, что могло означать только одно: ей тоже это знаком. Однако она и не думала открываться перед незнакомым мальчиком. Зато он позволить себе такого не мог, поэтому продолжал знакомить ее со своими рыжими «друзьями».
– Я ее Принцессой назвал. – Он осторожно приоткрыл коробку и показал своих усатых приятелей: девочка сморщилась и умоляющим жестом отмахнулась, словно от назойливых ос.
– Ой, не надо, я всё равно в них не разбираюсь.
– Да чего тут разбираться, – настаивал он и поднес своих питомцев еще ближе к полыхающему лицу девочки. –
Испуганной незнакомке ничего не оставалось, как несколько раз торопливо кивнуть, чтобы навсегда закрыть эту неприятную для нее тему. Больше всего она боялась на свете тараканов, мышей и фильмов-ужастиков. Но отделаться от этого навязчивого мальчика ей не удалось: ведь он не просто так подсел к ней. Слишком общительный спутник со всей серьезностью поведал, что если на планете погибнет всё живое, то тараканы и крысы обязательно выживут. Очень живучие существа. Людям надо многому учиться у них.
«Пусть другие, но только не я, – мысленно призналась она, невольно прикрывшись книгой, и с удивлением взглянула на уверенного в себе собеседника, как будто от него теперь зависела ее судьба. Он словно сжалился над ней и искренне улыбнулся. – Значит, пощадил, тогда и я не погибну!»
– А меня зовут Джонни. Что читаем?
Она сразу успокоилась и с легкостью втянула в себя освежающий все внутренности морской воздух, затем устремила на него любопытный взгляд синих-синих глаз. Оба с каким-то необычным вдохновением молча смотрели и изучали друг друга, словно пытались запомнить перед долгой разлукой. Не найдя во внешности незнакомого мальчика ничего предосудительного и отталкивающего, она приветливо улыбнулась и учтиво представилась:
– Стелла Трауб.
Аккуратно поправив закладку, она закрыла книгу и охотно продемонстрировала Джонни твердую красочную обложку – тот не восхитился от названия и как-то равнодушно пожал худыми плечами. Тогда она добавила:
– Любовная лирика.
– Хм. Мне это неинтересно, – с серьезным видом признался он и своим откровением нисколько не удивил свою новую знакомую, которой уже исполнилось тринадцать лет.
– И что же тебе интересно? Одни тараканы?
– Дальние путешествия и опасные приключения. Но, видно, не судьба. Смотри, океан как назло удивительно спокоен, даже намека на опасность не предвещает. А мне шторм подавай, я жду его, жду, а его всё нет. Хотя бы какое-нибудь ЧП… Ну сколько можно издеваться надо мной и моими ожиданиями?
Словно проверяя только что сказанное, Стелла устремила свой задумчивый взор вдаль.
– Вот, казалось бы, затишье, и море одно и то же, а виды открываются всё время разные. Каждый день разный восход, полдень и закат.
– Так и мы каждый день разные… из-за настроения. Особенно взрослые – очень зависимые в этом плане. Что уж говорить про непредсказуемую природу.
– А ты что, и вправду любишь штормы, ураганы, тайфуны, смерчи, торнадо и разрушительные ветры?
– Да это я так, для разнообразия жизни, – признался он, и ей понравилась его откровенность. – Все-таки океан! Должен же он оправдывать свое название. Представь себе, налетит сейчас могучий шторм и тебя гигантской волной смоет. Пока все будут в панике метаться и бешено кричать: «Человек за бортом! Спасите!» Я раздумывать не стану – первым брошусь в бушующий океан и спасу тебя. Для меня это ничего не стоит.
«Хвальбишка», – определила она, но обижать своего нового знакомого не собиралась.
– Ты хорошо плаваешь?
– Как дельфин. А еще я смелый и ловкий, – снова с серьезным видом пояснил он, припомнив отзывы своих сверстников.
Стелла не удивилась его желанию прихвастнуть и безобидной наивности, она расслабилась и по-детски так широко улыбнулась, что самой стало приятно, но тут же ее радостное лицо помрачнело от внезапного налета взрослой озабоченности.
– А я вообще не умею, – с тягостной грустью призналась она. – И ноги у меня не двигаются, хотя боль в них я ощущаю.
Он взглянул на ее красивые белые ножки в ажурных носках и серебристых туфлях, и что-то в его горячей душе и в пересохшем горле застряло: он не мог даже утешительного слова сказать. От внезапной паузы она стыдливо опустила голову, а он не мог оторвать своего затянувшегося взгляда от девичьих ног, словно пытался своими чудодейственными чарами вдохнуть в них жизнь. Только набежавший легкий ветерок разорвал эту тяжелую паузу и нарушил тишину, тем самым избавил Стеллу от неловкости, а юного экстрасенса – от бесполезного напряжения, так как проведенный сеанс признан неудачным из-за короткого времени воздействия.
– Вот мы и отправились в Америку. – Пояснила она, тяжело вздохнула и без всякого вдохновения добавила: – На операцию. Но я уже не верю.
Только сейчас Джонни за шезлонгом приметил инвалидную коляску, которая вызвала в нем неприятное ощущение. Он живо представил в ней себя, и не просто сидящим, а прикованным цепями. И его неугомонная бунтующая душа возмутилась. Тогда Джонни решил приободрить ее:
– Надо верить. П-понимаешь, – от волнения он стал заикаться, – я в тебя верю: ты тоже сильная – сразу видно. Всё будет хорошо! Я в книгах читал: побеждают только личности и сильные духом.
Она снова улыбнулась и с нежной благодарностью прошлась своей изящной ладошкой по его загорелой руке. Он смутился и отнял ее, словно испугался щекотки, а затем энергично спросил:
– А ты кем мечтаешь стать?
– Заняться наукой. Микробиологией.
– Станешь, обязательно станешь! Это несложно, – с легкостью заверил Джонни, а сам вспомнил фразу: «Если в науку пошли женщины, жди появления модных наук». – А ты первый раз на таком лайнере? – Она откровенно кивнула. – И как тебе наша старая калоша?
– Почему «старая» и «калоша»?
Юный специалист по морским делам уже собрался ответить, однако приметил сестру: она затаилась за углом и периодически высовывалась – не в силах скрыть своей беспардонной наглости и ревностного любопытства, чем всё закончится. Но разве от юного сыщика может ускользнуть такая оплошность. Его взбесила бездарная работа непрофессионала. Стерпеть подобного он не мог, извинился перед Стеллой и устремился к сестре. От неожиданности она ойкнула и невольно прижала трясущуюся ладонь к губам: одни крупные глаза сверкали, застыв в растерянности. В качестве воспитательной меры он поднес свой кулак к ее лицу: после короткого шока вдруг бестолково захлопали ее ресницы.