Островитянин
Шрифт:
Вот так и вышло, что я «подставился», и Петков, бросив текущие дела, примчался на бульвар Дондукова. Судя по всему, ему весьма не хотелось этого делать. Интимная дружба Искры и Слави в ближайшем будущем обещала принести плоды, но я — грубо, в лоб! — сунулся с запиской и паролем и, наломав, таким образом, дров, вдобавок преспокойно завалился спать. Я спал, а Искра названивала в ДС, и Петков, надо понимать, не сиял от радости, слушая ее. Еще бы! Ведь все шло так мило и благородно: агент ДС в роли подруги Слави, из любовных соображений предупреждающая его о том о сем; сам Слави, обязанный, судя по всему, прибегнуть к ее содействию; совместная их работа под контролем ДС, разумеется. Идиллия! А вместо этого?
Я ковыляю по комнате и не без удовольствия представляю, как Петков в кабинете у Львова моста потел, решая задачу. До звонка Искры все развивалось по его сценарию. Агенты топали за мной, беспрепятственно позволяя дешифровать себя: напуганный слежкой, я, как и надлежало, суматошно мотался туда-сюда; записка вела меня к Искре и просьбе оказать ту или иную услугу; и вот на тебе! Афронт, сущий афронт, как говаривали наши деды. Старый пароль! Что сие означает? Беспредельную глупость Слави или провал Искры? Если первое, то пора кончать игру: туповатый объект того и гляди полезет не в мышеловку, а под колеса трамвая, и тогда — прости прощай тонкие замыслы! Если второе, то и тут не легче. Надо срочно страховать Искру и попытаться сберечь ее для новых комбинаций. А Багрянова брать; брать в любом случае.
Словом, мы оба — Петков и я — разными тропинками шли к одному, и встреча на бульваре Дондукова состоялась. Вспоминая всякую всячину, я — без особой радости! — признаю, что Петков и там и позже оказался на высоте. Легенду, обосновавшую метаморфозу Искры, он разработал почти безупречно. Зная о распрях между Гешевым и Праматоровым, я обязан был поверить, что Петкову — нож острый появление Искры в особняке. А трюк с паролем?
Небо свидетель — Петков мастак на выдумки. Накладки с сигаретами и шагами в ночи, в конце концов, не имели значения, ибо я в полной мере оценил их лишь после того, как текст объявления попал к Искре. Лев Галкин проник на четвертую полосу «Вечера», и Слави Багрянов мог сколько угодно кусать локти и посыпать пеплом седеющую голову, упрекая себя в доверчивости и иных смертных грехах. Помнится, я так и делал, и хочу надеяться, что выглядело это достаточно убедительно.
Я останавливаюсь и, припав щекой к холодной стене, устраиваю привал. Семнадцать тысяч шагов — примерно девять километров. Еще тысячи три — и на сегодня хватит. Сердце кувалдой молотит в ребра, не хочет успокаиваться, и стена под щекой теплеет, начиная согреваться. Я касаюсь ее рукой и скашиваю глаза в сторону стола. Там поверх пепельницы лежит конверт из плотной коричневой бумаги. Моя индульгенция и подорожная в будущем. Вручая мне его вчера, Петков не изображал колебаний.
— Берите, Багрянов, — сказал он серьезно. — Проверьте: паспорт, пропуск, чек. Все на месте...
Я взял конверт, полистал паспорт — все было в порядке.
— Теперь, когда товар у вас, позвольте дать совет. Играйте по-крупному и постарайтесь разумно им распорядиться. — Он помолчал. — На вашем месте я не стал бы терять с нами дружбы. Как знать, не пригодится ли вам ДС!
— Это совет или угроза?
— В Болгарии, знаете ли, неспокойно. И... и не поручусь, что вас не возьмут на прицел партизаны или боевики подполья.
— Или ваши люди? — спросил я в тон.
Петков помедлил, усмехнулся.
— И это возможно. Сдается мне, что Дирекция не проявит рвения при поисках убийц. Так вы подумайте.
— Подумаю, — сказал я угрюмо и положил пакет на пепельницу.
«Ладно, — говорю я себе. — Не вешай носа, Слави!» Надежды... Всяк волен не терять оптимизма, даже когда судьба готовится произнести скорбное «аминь». Вот и Слави — ему совсем не улыбается сложить ручки на груди в предвиденье краха, и он готов цепляться за любую отсрочку. Если бы Искра не подыграла ему в свое время с объявлением, пришлось бы поломать голову и изобрести иной способ добраться до «Вечера». Какой? Ну, здесь так сразу не ответишь. Может быть, я впрямую предложил бы Петкову сделку в отношении Лулчева, а, может быть, нашел другой ход. Все дело в том, что Петков ничем не рискует, делая вид, будто тащится у Слави на поводу. Даже если связь Лулчева с СИС — очередной миф изобретательного Багрянова и объявление в газете означает не вызов на рандеву, а набат тревоги, адресованный кому следует, то и тогда все складывается для ДС сравнительно неплохо. «Кто дает яд, тому известно противоядие» — гласит пословица. Следуя ей, Петков превосходно соображает, что у Багрянова помимо сигнала «Беги!» должен быть в запасе другой — означающий «Приходи на встречу».
Кроме того, по-моему, Петков уверен, что с Лулчевым я не лгу. И не зря. Его превосходительство Любомир Лулчев действительно работает на англичан. Я установил это еще тогда, когда процветал в конторе на улице Графа Игнатиева. Мои люди наткнулись на агентурщиков СИС случайно, а со временем добыли доказательства, что Лулчев ведет двойную игру. Деньги, получаемые им от британской короны, нисколько не мешали верой и правдой служить немцам, и информация для резидента СИС составлялась в бюро Делиуса. Этот господин, носивший в списках абвера имя Отто Вагнера и чин майора, завербовал советника еще в сороковом, и он же, нащупав резидента Интеллидженс сервис, стал подкармливать Лондон первоклассной «бронзой».
Все это я и выложил Петкову, скрыв от него, разумеется, кое-какие детали. У любой откровенности должны быть разумные пределы, и ДС совсем не следовало знать, кто и когда рассказал Багрянову о Лулчеве. Другое дело — технические подробности, всякие там справки о суммах, полученных советником от англичан. Попроси их Петков от меня и прояви настойчивость, я бы, пожалуй, выложил все, что помнил, но заместитель начальника отделения В, очевидно, располагал какой-то своей информацией о проделках Лулчева, и дело ограничилось констатацией факта.
На сей раз заместитель начальника отделения В дважды не прогадал: в отношении явки в храме и связей его превосходительства. И то и другое — сущая правда. Зато Петков, в свой черед, поступил в высшей степени некорректно, мороча голову бедняге Слави. Ах, Петков, Петков! Я готов держать пари, что действует он не на свой страх и риск! Да, директор полиции Павел Павлов шею тебе свернет, как цыпленку, дружище Атанас, дай лишь ему пронюхать о нашей с тобой частной договоренности... Кто стоит за тобой? Кто вручил тебе конверт для передачи мне? Кто позволил держать Багрянова столько дней на вилле, не прибегнув ни к одному из методов регистрации — фотометрической, дактилоскопической, арестантской? И наконец, кому перепродал ты дело Лулчева, выхлопотав себе вознаграждение? Павлу Павлову? Начальнику военной разведки полковнику Недеву? Министру внутренних дел?..
Двадцать тысяч шагов. Все.
Марко — унылый Санчо Панса — бочком протискивается в дверь и становится у порога. За его плечом молчит Бисер.
— Извольте побриться, господин, — говорит Марко тоном слуги из хорошего дома. — Господин Петков приказал вас постричь и побрить.
18
...Я волнуюсь.
Не за себя волнуюсь, за дело. Наверное, так чувствует себя командир, посылая людей в атаку — вперед, в неизвестность, к притихшей до поры черной линии чужих окопов.