Островитянин
Шрифт:
Изматывающая схватка с чудовищем и все последующие события настолько утомили Гейла, что подобные мелочи его уже не тревожили. Изгнание из племени было немногим лучше смертного приговора. Он сел на пол, безвольно уронив руки между коленей, — сейчас он ощущал себя больше мертвым, чем живым.
Ближе к полуночи, когда сквозь маленькое оконце в хижину проникли лунные лучи, к Гейлу заглянула Лерисса.
— Явилась полюбоваться? — спросил юноша.
— Ты всегда был глупцом, Гейл, таким и остался. Удел глупца — страдать от собственного скудоумия. Но я, правда, не
— Ты исполняла волю Гассема, — с горечью произнес Гейл. — И какова же цена за твое предательство?
— Предательство? Разве я чем-то обязана тебе, что ты обвиняешь меня в предательстве? Ты просто глупый мальчишка, не лучше любого другого. Ты сколько угодно можешь мечтать обо мне, и вздыхать, и клясться в вечной любви, но когда какой-нибудь мерзкий старикашка пожелает сделать меня своей женой, ты будешь только продолжать вздыхать! Конечно, ведь ты такой послушный младший воин!..
Гейл был вынужден признать справедливость ее слов.
— И ты полагаешь, Гассем поступит иначе?
— Да! Гассем не такой, как все. Он станет королем! И когда это произойдет, я буду его старшей женой, а не пятой супружницей какого-нибудь старика, у которого только и есть, что большое стадо…
— Значит, вот что он тебе обещал?! Гассем станет королем? Он, способный лишь воровать чужую славу? Использовавший женщину, чтобы заманить своего соперника в смертельную ловушку?
К вящему удивлению юноши, Лерисса рассмеялась.
— Думаешь, я стала меньше ценить Гассема, когда поняла, что ума у него больше, чем смелости? Храбрым может быть любой дурак, и что из того?
— Длинношей мог убить и тебя тоже, — заметил Гейл.
— Нет! Гассем знал, что я бегаю быстро, а длинношей ослаб от ран. А еще он прекрасно знал, что такой болван, как ты, непременно бросится мне на подмогу.
— Я и впрямь вел себя как последний недоумок. Но можешь быть уверена, вы преподали мне хороший урок. Подобной ошибки я больше никогда не совершу. Ты еще тысячу раз пожалеешь, Лерисса, что длинношей не сожрал тебя на болоте. Поверь, это куда лучшая участь, чем стать женой Гассема — или же его игрушкой. Гассем излучает зло, и все, кто рядом с ним, рано или поздно пострадают от этого зла.
— Вовсе нет! — прошипела Лерисса. — Он будет великим — и я тоже! А вот ты станешь мертвецом, или, а в лучшем случае — несчастным изгоем, как те оборванные полуживотные, на которых вы совсем недавно охотились. Все, что не относится к шессинам, — ничтожно, а ты больше не шессин!
— Зачем же тогда ты явилась сюда? Почему тебе так хочется оправдаться? Может, чтобы убедить себя, что ты сделала правильный выбор, связан свою судьбу с Гассемом? Ведь ты все же сомневалась в этом, не так ли, Лерисса? Или, может, тебя мучает совесть, что ты использовала мою любовь к тебе, чтобы привести меня к гибели?
Лерисса помолчала.
— Любовь такого глупца, как ты, не стоит ничего! — воскликнула она наконец, развернулась и ушла прочь.
Поутру, юношу вывели из хижины. К границам шессинских земель его должны были сопровождать полсотни воинов. Среди них не оказалось его собратьев — несомненно, они сейчас скрывались от чужих глаз в лагере. Затем он все же увидел одного Ночного Кота. Разумеется, это был Гассем.
— Пойдем, — велел один из старших воинов.
На выходе из деревни, у Шеста Духов, они увидели сгорбившегося Тейто Мола. Он печально помахал юноше рукой. С низкого холма, находившегося неподалеку, еще один человек взмахнул копьем в знак прощания. Гейл поднял руку — это был Данут, который пренебрег насмешками соплеменников и все-таки пришел проститься со своим навеки опозоренным чабес-фастеном. Затем они двинулись на восток.
Солнце еще и на две пяди не поднялось над горизонтом, когда деревня и пасущиеся стада исчезли из виду.
— Мы отошли достаточно далеко, — заявил старший воин. По его знаку, Гейлу вернули меч и переломленное на две части копье. Воин ткнул своим копьем на восток: — Ступай прочь!
Тогда Гейл обратился к Гассему.
— Помни, — сказал он. — Рано или поздно я вернусь и убью тебя, трус и предатель! Если бы мое копье не было сломано, я сделал бы это прямо сейчас.
— Вы слышали? — воскликнул Гассем. — Этот опозоренный изгой смеет угрожать мне! Убейте его!
Несколько воинов неохотно подняли колья. Гейл повернулся к ним, и, встретив его свирепый взгляд, они, дрогнув, опустили оружие. Он вновь уставился на Гассема:
— Можешь стать кем угодно — хоть королем, хоть опустившимся безумцем. Ты даже можешь получить власть над племенем и всеми его женщинами, если уж так того хочешь. Но одного ты никогда не получишь: ты всегда будешь знать, что это я, Гейл, в одиночку убил длинношея. А ты навсегда останешься трусливым обманщиком, который силится загребать жар чужими руками. — Юноша повернулся и зашагал прочь.
Странно чувствовать себя изгоем, У Гейла не было ни пристанища, ни какого-либо плана на будущее. Всего день назад ему и в голову не приходило задаваться вопросом, как сложится его жизнь. Все казалось предопределенным на многие годы вперед: еще пару лет он будет младшим воином, затем — старшим, а потом — если, конечно, сумеет дожить до этого — старейшиной. Когда-нибудь — еще очень нескоро он должен будет жениться, потом появятся дети и, возможно, благосостояние в виде собственного стада каггов…
Теперь все это растаяло, словно дым. Вместо четких картин будущего перед ним зияла пустота. Никто не мог теперь назначить его охранять каггов, или носить воду, или дать ему, младшему воину, какое-либо поручение. Гейл внезапно с изумлением осознал, что это новое положение было не столь уж неприятным.
Он понятия не имел, куда ему идти, но ноги, похоже, все решили за него. Где-то около полудня Гейл понял, что направляется к Турве, небольшой портовой деревне. И это было самое лучшее. Он не хотел больше встречаться с шессинами, а для этого следовало было покинуть Остров. Сделать это несложно: кроме других островов архипелага существовал еще материк, хотя сейчас, наверное, еще слишком рано думать об этом…