Плачет осень за окном.Серо и дождливо.Ветер машет рукавомНад дорогой сивой.Сыплет дождик о стекло —Молоком в подойник.Утомленное село,Как в гробу покойник.Клен согнулся за угломМокрый одинокий,Бьет черемуху хлыстомТополь кособокий.Чахнет серый окоемПод погодой зябкой…Осень плачет за окномПоминальной бабкой.
«К нему пришел я со стихами…»
В.К.
К нему пришел я со стихами.Он прочитал их, а потомНаотмашь бил меня словами,Как телку выгонщик кнутом,Как конюх жеребца-трехлеткуЗа то, что не признал удил…Он сам уже в узде ходил,Тавра носил лихую метку,И вот теперь меня гвоздил,Видать,
за то клеймо в отместку.Избил и начал вдруг хвалить:Мол, мысль берешь,Видна, мол, хватка…Боялся, что ль, пересолить!Так уж соли, коль вырвал с грядки!Соли!Подумаешь, беда…Пока он бил меня я понял,Что мне готовится узда.Учитель!Ты обязан помнить,Ты должен знать, ведь не слепец:Коль диким вырос жеребец —На нем хомут не засупонить.Напрасный труд.Оставь коня.Считай, что не было меня.
Песня
/подражание/
Ночь такая светлая, ночь такая белая,Соловей буянит в зарослях ольхи.Что же ты, любимая, что же ты наделала?Отчего рождаются грустные стихи?В сарафане вышитом, в ситцевой косыночке,На гулянье вечером станешь в стороне,И твоя дороженька, росная тропиночкаВ поле за околицей ляжет не ко мне.Ляжет лентой узенькой, тоненькою прошвою,К соловью-разбойнику, к зарослям ольхи…Я ведь не люблю тебя…Это всё нарочно я.Ночь уж очень светлая… Грустные стихи…
Зоя
Петля веревки – серая змея!– Не трожь ее, фашист, она моя….Смотрел народ.Приплясывал конвой.Фельдфебель дым пускал, храня беспечность,А девушка сама, своей рукойПетлю надела и шагнула в вечность.
«Привет вам, тихие и милые поля…»
Привет вам, тихие и милые поля.Привет тебе, журавль одноногий,И вам привет, стоящим у дороги,Высокие седые тополя.Я снова дома.После долгих летМоих скитаний по дворцам-чертогам,По ожиданьям, радостям, тревогамМеня привел сюда бродячий след.Всё так же, как и много лет назад,Оборотясь кривым оконцем к саду,Подставив солнцу крашеный фасад,Глядит наш дом на старую ограду.Всё тот же, в восемь соток, огород,И тот же двор, и ряд акаций сонных…И батя, как сентябрьский подсолнух,Меня встречает около ворот.
Стихи, написанные осенним вечером
Поникли георгины у оград.Сад обронил на землю оперенье.Родится день и тут же за деревнейПогаснет, будто сам себе не рад.И снова дождь.И снова темнота.В печи гудит отчаянно осина,Мерцают блики и видна картинаИконная – «Распятие Христа».В нее всмотрюсь в который раз уже,В мужей, стоящих в пышном седовласьи,И мир предстанет в новой ипостаси,Сместятся оси как на вираже.Какой-то мастер сотни лет назадВ седой глуши, фантазией согретый,Полуголодный, и полураздетый,Над нею не щадил свои глаза.Чах над тяжелой струганой доской,Ел от болезни ягоду-калину,И осторожно наполнял картинуПочти нечеловеческой тоской…Трещат дрова. Дождь сыплет в темноте.От печки на стене мерцают блики…Идея малая становится великой,Когда ее разложат на кресте.Идет гроза. Массивный крест тяжел.Граненый гвоздь остер и полновесен…Мир был тогда уже настолько тесен,Что на Голгофу человек взошел!Сверкают стрелы на небе пустом.Играет ветер жиденькой бородкой.Христос еще живой, с молитвой кроткой,Еще земной, но… в нимбе золотом…И мастера искусная рукаПоказывает пышный двор Пилата,Учеников смиренье, как когда-тоС тремя другими порешил Лука.Он понял их: и мудрого Луку,И Марка с Иоанном, и Матфея…Беда не в том, что казнена идея,Доступная свободно мужику,А в том беда, что предана она…И мастер осторожно, понемногу,Работал кистью тайную тревогу,Которая, присмотришься, видна.Мне не известен ход судьбы моей.Я верю в человека, словно в чудо,Но знаю: где-то есть и мой иуда,И для меня рожденный фарисей.Свершится час и станет жизнь горька.Но я его узнаю, лицедея, —Он может быть в одежде фарисея,И может быть в плаще ученика.
«Понимаете – какие чудеса!..»
Понимаете – какие чудеса!С человеком говорит человек,Человек другому смотрит в глаза,Словно он его не видел весь век!Говорит слова, как будто поет,Словно за руку по тропке ведет,Словно манит за собою собойВ ту долину, где рассвет голубой,Где не травы под ногами – шелка,Где зеленая клубится река,Где желания полны остроты,Где доверием пропахли цветы!Понимаете, какие чудеса!Время, словно растворилось в словах…
Домики
Густеет сумрак за окном,Сгорел закат, умолкли птицы.Мой сын за письменным столомКарандашом рисует домОгромный красный – в две страницы.Здесь будут окна, здесь – труба,Вот это двери, вот – крылечко,Чуть косовато, не беда,А вот ведро и в нем вода,И клен, и тополь, словно свечка!Всё! Дом готов! Пора входить.Довольный сын глядит счастливо…«Сынок, а можно мне спросить:Кто в этом доме будет жить,В таком огромном и красивом?»«Здесь будут семеро козлят, —Остановился ненадолго, —Зайчата, трое поросят,Здесь будет Гномик – друг ребят…»«А где поселим злого волка?»«А волку… выстроим вот здесь!»И, карандаш сменив проворно,Мой сын рисует черный лесСплошною лентой до небес,И в том лесу домишко черный…Ах, как легко – карандашом! —И в то же время очень властноДитя за письменным столомВсё злое гонит в черный домИ доброе вселяет в красный.
Немое кино
На экране кино немоеС тихим снегом,С бесшумными ливнями…Белобрысый, с большой головою,И глазами, как небо, синимиМальчуган на скамейке в зале.За спиной трещит аппарат…На экране телеги с возами.Бьются кони. Лавина солдат.Губы в крике, растрепаны волосы!Шла атака среди тишины,Рвались мины, но не было голосаУ бегущих солдат, у войны.Ах, зачем же кино немое!Если б слышать – солдат кричит,Если б слышать, как пуля воет…Но экран всё молчит и молчит.Лишь дороги тяжелые длинные,Да повозок крутые горбы,Да солдаты под тихими ливнямиВ землю падают словно снопы.Годы шли и мечта позабылась.Ах, какая обида…Смешно.Но однажды с рассветом забилось,Закричало немое кино!Закричало неслыханно громко,Разметало солдатские сны!..С первым выстрелом вражьей винтовки,Стиснув пальцы на горле войны,Зашагал паренек по России,По ухабам военной тропыИ смотрел, как медсестры носилиВ медсанбаты живые снопы.Шел дорогой нелегкой и долгой,Мерз в снегах, задыхался в пыли,И, огнем опаленный на Волге,Развернувшись пошел на Берлин.И – дошел!Дети помнят и внукиКак средь майской ночной тишиныОтнял воин уставшие рукиС посиневшего горла войны…
«…Я сам спускаюсь в этот ад…»
…Я сам спускаюсь в этот ад,Где нет ни славы, ни наград,Где труд, как кара за грехи,Мной совершенные когда-то,А неудачи, как расплата,За все грядущие стихи…
Блоха и Лев
/басня/
Блоха пожаловалась Льву:– Ты знаешь, Лев, как худо я живу!– А чем, скажи мне, жизнь твоя плоха?Ведь ты ж… блоха…Так ей ответил Лев.И Блошенька, на лапочки присев,Поглубже хоботок припрятав свой,Поведала ему:– И-и, милый мой!Согласна, что блоха, и в этом спору нет.Но я мала! Мне страшен белый свет.Порою неуютен мой ночлег.Такие холода! А если – снег?..А что я ем!Кругом одна трава…И, помолчав, добавила слова:– К тому же я вдова…И сердце сжалилось у Льва.Он постоял, подумал в тишинеИ тихо ей сказал:– Ступай ко мне…И вот в загривке Льва, там, где густы меха,Устроилась на жительство Блоха.Случилось это в полночь, а к утруОна была сыта, как на пиру.Порозовела!А бедняга Лев,От наглости блошиной озверев,Метался по оврагам и кустам,Она ж его кусала тут и там.Она была бедна. Она была вдова.Она спокойно кровь пила из Льва…Коль встретите блоху,Коль очень торопливыИ склонны вы к поспешному добру,То в полночь ей подставьте свой загривокИ всё узнаете к утру.
«Возьму такси: “Шофер, вези… ”»
Возьму такси: «Шофер, вези…»«Куда?»«Гони куда попало…»Любовь была и вот пропала,С орбиты съехала, с оси.Включи железного коня.Педаль используя как шпору,Мигни ответно светофоруИ в дальний лес умчи меня.Там ели стройны и легки,Там шебаршат лесные сказки,Там куст прибрежный без опаскиГлядится в зеркало реки…Гони такси, шофер, гони…Не спрашивай о том, что было,Какая разметала силаНаполненные счастьем дни…