Осужден пожизненно
Шрифт:
– Мистер Доуз, ведь мы сделаем челн, правда? – спросила она дрожащим голоском, боясь услышать его ответ.
Арестант только угрюмо сдвинул брови.
– Ну как, Доуз, неужели ты не можешь что-нибудь придумать? – обратился к нему Фрер, на секунду забыв о своей неприязни.
Подобное обращение очень польстило Руфусу Доузу. Надо было принять важное решение; и в эту минуту Фрер явно признал его превосходство в их маленьком сообществе.
– Не знаю, – ответил он. – Надо подумать, на первый взгляд кажется, что просто, однако…
Тут он умолк: что-то плывущее по воде
– Надо попытаться, попробовать, – медленно проговорил он, голос его теперь звучал по-иному. – Мне кажется, что я уже знаю, с чего начать.
Остальные хранили почтительное молчание, ожидая продолжения.
– Каково примерно расстояние до того берега? – спросил он Фрера.
– До острова Сары?
– Нет, до Лоцманской стоянки.
– Около четырех миль. Каторжник вздохнул.
– Теперь для меня это далеко, хотя раньше я бы доплыл. От такой жизни, как у нас, человек слабеет. Но ничего не поделаешь, придется…
– Что придется? – спросил Фрер.
– Зарезать козу.
Сильвия вскрикнула: она так полюбила свою бессловесную подружку.
– Зарезать Нэнни! О, мистер Доуз! Зачем?!
– Чтобы сделать для вас лодку, – сказал он. – Мне нужны шкуры, жилы и сало.
Несколько недель назад Морис Фрер лишь посмеялся бы над таким заявлением, но теперь он уже стал понимать, что этот беглый каторжник – не тот человек, над которым можно смеяться, и хотя он ненавидел Руфуса за превосходство над собой, но вынужден был с ним считаться.
– Однако с одной козы больше одной шкуры не снимешь, правда? – как-то неуверенно спросил Фрер, словно он ожидал от Доуза иного ответа, как от волшебника, который мог сотворить чудо.
– А я собираюсь еще наловить коз.
– Где же это?
– На Лоцманской стоянке.
– А как ты туда попадешь?
– Переплыву на плоту. Ладно, сейчас не время задавать вопросы! Идите нарубите молодых деревьев и приступим к работе!
Лейтенант Фрер посмотрел на своего бывшего каторжника с изумлением, но, подчиняясь его практической сметке, он выполнил приказ. Еще до заката солнца тушка бедной Нэнни, кое-как разрезанная на куски, висела на ближайшем дереве; когда Фрер вернулся со связкой, он застал Руфуса Доуза за странным занятием: убив козу, от отрезал ей голову прямо под челюстями, а ноги в коленных суставах и вытащил внутренности через разрез, сделанный в нижней части живота; теперь он зашивал этот разрез. В результате получился пустой мешок, который он набил самой жесткой травой. Фрер также заметил, что сало животного было тщательно отделено, а внутренности положены в воду. Однако о дальнейших своих намерениях каторжник сообщить отказался.
– Это уж мое дело, – сказал он. – Оставьте меня в покое. Быть может, еще ничего и не выйдет.
Когда Сильвия стала теребить Фрера, приставая с расспросами, он сделал вид, что пока не хочет раскрывать их общие планы. Мысль о том, что каторжник от него что-то скрывает, была Фреру весьма неприятна. На следующий день по указанию Руфуса Доуза Фрер нарезал камыша, росшего в миле от их стоянки, и притащил его на спине. На это у него ушла добрая половина дня. Скудный рацион начал сказываться на его физическом состоянии, между тем как каторжник, закаленный тяжелой работой и привыкший к лишениям, теперь постепенно восстанавливал свои прежние силы.
– Для чего тебе камыш? – спросил Фрер, сбросив охапку наземь.
Командующий снисходительно ответил:
– Чтобы сделать плот.
– Из камыша?
Руфус повел широкими плечами.
– Однако, мистер Фрер, вы не очень-то догадливы. Я хочу добраться до Лоцманской стоянки и половить там коз. Сам я могу доплыть и на шкуре, но для коз понадобится тростниковый плот.
– Вот черт! А как же ты собираешься их ловить? – спросил Фрер, отирая пот со лба.
Каторжник сделал ему знак приблизиться. Подойдя, Фрер увидел, что Доуз очищает внутренности козы; затем он стал выворачивать кишки наизнанку. Он выворачивал их постепенно, точно манжету, опуская отвернутую часть в воду. Под давлением воды выворачивался сам собой следующий кусочек; и так, окуная кишки в воду, он постепенно вывернул все. Потом он отскреб внутреннюю оболочку, так что осталась тонкая прозрачная трубочка, которую он туго скрутил и положил сушиться на солнце.
– Вот вам и петля для аркана, – сказал Доуз. – Я этому фокусу научился в колонии. Ну, а теперь подойдите сюда.
Следуя за ним, Фрер увидел разложенный между двумя камнями костер, а рядом наполовину зарытый в землю котелок, полный гладкой гальки.
– Высыпьте гальку, – сказал Доуз.
Фрер повиновался: на дне котелка он увидел блестящий белый порошок, облепивший также и стенки.
– Что это? – спросил он.
– Соль.
– Как ты ее получил?
– Наполнил котелок морской водой, накалил на костре гальку и бросил в котелок. При желании можно было бы собрать пар в кусок материи и отжать пресную воду. Но у пас ее, слава богу, и так хватает.
– Ты и этому научился в колонии? – спросил изумленный Фрер.
Руфус Доуз горько рассмеялся.
– Вы думаете, я всю жизнь был в колонии? А дело здесь очень простое – обычное выпаривание.
Чувство восхищения, смешанное с досадой, охватило лейтенанта.
– Ну и парень же ты, Доуз! Кто ты такой, то есть кем же ты был раньше?
Лицо каторжника озарилось торжеством. Казалось, что какое-то ошеломляющее признание вот-вот сорвется с его уст. Но свет в его глазах мгновенно померк, и он оборвал себя, безнадежно махнув рукой:
– Я – каторжник. Неважно, кем я был. Матросом, кораблестроителем, мотом, бродягой – какая разница? Это все равно не изменит мою судьбу, верно?
– Ну, если мы благополучно выберемся отсюда, – сказал Фрер, – я буду просить о твоем помиловании.
– А, пустое! – ответил Доуз, хрипло рассмеявшись. – Сперва надо вернуться.
– Ты мне не веришь?
– Я не хочу принимать от вас никаких милостей, – сказал каторжник. И в тоне его прозвучала прежняя свирепость. – Давайте работать. Тащите ваш камыш и связывайте его леской.