Осужден пожизненно
Шрифт:
Глава 42
ДВОРЕЦКИЙ КОМЕНДАНТА
Уже две недели находился Руфус Доуз в колонии, когда в кандальную связку приковали новичка. Это был молодой человек лет двадцати, белокурый, худой и хрупкого сложения. Звали его Керкленд; он принадлежал к разряду так называемых «образованных» арестантов. Он служил клерком в банке и был сослан за растрату, хотя многие очень сомневались в его вине.
Комендант, капитан Берджес, взял его в дом дворецким, и на пего смотрели как на «счастливчика». Он, конечно, и был счастливчиком и оставался бы им, если бы не произошел неожиданный случай. Капитан Берджес, холостяк «старого закала», не скрывал своего пристрастия к брани и зуботычинам и в отборных выражениях ругал арестантов. Керкленд принадлежал к методистской семье и отличался благочестием, неуместным в здешних условиях. Потоки брани, лившиеся из уст Берджеса, заставляли его содрогаться, и однажды он забылся до того, что зажал уши, слушая своего хозяина.
– Ах ты, ублюдок! – рявкнул Берджес. – Так-то ты, сукин сын, ведешь себя? Я тебя живо отучу от этого! – И он, не долго думая, отправил его в кандальную связку за «неподчинение».
Каторжники, не любившие арестантов-белоручек, встретили его с недоверием. Троук, видимо, желая подвергнуть испытанию человеческую натуру, приковал его рядом с Габбетом. День прошел как обычно, и Керкленд почувствовал некоторое облегчение.
Работа была тяжелая и люди вокруг грубые, но несмотря на боль в спине и мозоли на руках, он считал, что, в конце концов ничего ужасного с ним не произошло. Когда прозвучал колокол – сигнал кончать работу – и связку расковали, Руфус Доуз, который молча шел в свою одиночную камеру, увидел, что Троук собирается поместить новичка иначе: вместо одиночной камеры он Отправил его в общий барак.
– Мне идти туда с ними? – спросил бывший клерк, в ужасе отпрянув от жутких лиц, сомкнувшихся вокруг него.
– А ты как думал? Ну, шевелись! – приказал Троук. – Комендант говорит, что одна ночка там смоет с тебя весь крахмал.
– Но, мистер Троук…
– Заткни глотку! – сказал Троук, выругавшись, и нетерпеливо хлестнул парня плеткой. – Не препираться же мне тут с тобой до утра. Заходи!
И Керкленд, двадцатидвухлетний отпрыск благочестивых методистов, проследовал в барак.
Об этом бараке у Руфуса Доуза сохранились самые мрачные воспоминания, и он вздохнул. Очутившись в своей одиночке, он устыдился своей слабости и постарался изгнать этот вздох из памяти.
«А чем он, собственно, лучше остальных?»– подумал Руфус и лег, чтобы забыться, оставшись наедине со своим горем.
На рассвете следующего дня Норт, который наряду с другими причудами, не одобряемыми епископом, имел привычку бродить по тюрьме в непредусмотренные часы, был привлечен шумом у двери арестантского барака.
– Что случилось? – спросил он.
– Наказанный арестант бунтует, ваше преподобие, – отвечал стражник. – Хочет выйти.
– Мистер Норт! Мистер Норт! О, ради бога, мистер Норт, выпустите меня отсюда!
К решетке прильнул Керкленд – он был смертельно бледен, шерстяная фуфайка разорвана на груди, а глаза широко раскрыты от ужаса.
– Как, это вы, Керкленд? – вскричал Норт, ничего не знавший о мести коменданта. – Почему вы здесь?
Но Керкленд мог отвечать только воплями и колотить по решетке белыми кулаками, по которым струился пот.
– О, мистер Норт! Ради всего святого, мистер Норт!
– Выпустите его! – сказал Норт стражнику.
– Не могу, сэр, – только по приказу коменданта.
– Но я вам приказываю! – крикнул возмущенный Норт.
– Очень сожалею, ваше преподобие, но ведь ваше преподобие знает, что я не смею этого сделать.
– Мистер Норт! – вопил Керкленд. – Неужели вы хотите, чтобы я погиб здесь? Мистер Норт! О, вы, служители Христа, все вы волки в овечьей шкуре, бог осудит вас за это! Да, да, мистер Норт!
– Выпустите его! – снова крикнул Норт, топнув ногой.
– Нельзя, – возразил тюремщик. – Не имею права. Даже если он будет умирать – не выпущу!
Норт кинулся к коменданту, и, как только он повернулся спиной, стражник Хэйлс отпер дверь и ворвался в барак.
– Вот получи! – взревел он, ударив Керкленда по голове ключами. Керкленд упал и потерял сознание. – С вами, чертовыми аристократами, хлопот не оберешься! Лежи, не шевелись!
Комендант, разбуженный священником, сказал, что Керкленд может отлично переночевать в бараке и что Норт напрасно будит человека среди ночи из-за того, что какой-то арестант поднял вой.
– Но, любезный мой сэр, – запротестовал Норт, с трудом сдерживая желание переступить границы вежливости в обращении к своему начальнику, – вы же знаете, с какими людьми его поместили в бараке. Несчастный мальчик, чего только он не вытерпел.
– Он дерзкий молокосос! – крикнул Берджес – Таких надо учить! Я сожалею, мистер Норт, что вы потрудились прийти сюда, но, может быть, вы все-таки дадите мне выспаться?
Норт вернулся в тюрьму расстроенный и нашел на посту Хэйлса. В бараке царила тишина.
– Ну, что там с Керклендом? – спросил он.
– Докричался до того, что уснул, ваше преподобие – сказал Хэйлс, и в тоне его прозвучала отеческая заботливость. – Бедный паренек! Трудно здесь таким молоденьким, как он, сэр.
Утром Руфус Доуз, занявший свое место среди кандальников, был поражен изменившимся видом Керкленда. На зеленовато-бледном лице каторжника застыло выражение растерянности и ужаса.
– А ну, подбодрись немного! – сказал ему Доуз, почувствовав минутную жалость. – Не надо унывать от этого мало толку.
– Что они со мной сделают, если я попытаюсь бежать? – прошептал Керкленд.
– Убьют, – ответил Доуз, удивленный наивностью вопроса.
– И слава богу! – сказал Керкленд.
– Ну, ну, – вмешался один из каторжан. – Что это с тобой, мисс Нэнси?
Керкленд задрожал, и бледное лицо его вспыхнуло.
– Господи! Зачем жить такому падшему человеку, как я?
– Перестань! – крикнул Троук. – Номер сорок четыре, если ты не замолчишь, я покажу тебе, где раки зимуют. Марш!
В тот день команда перетаскивала к берегу тяжелые бревна, и Руфус Доуз заметил, что Керкленд выдохся задолго до окончания работы.
– Они убьют тебя, мальчуган! – бросил он новичку, и в тоне его было сочувствие. – Как ты угодил в такой переплет?
– А вы когда-нибудь бывали там, в общем бараке? – спросил Керкленд.
Руфус Доуз кивнул.
– И комендант знает, что там творится?
– Думаю, что да. Но ему на это наплевать.
– То есть как – наплевать? Слушайте, вы верите в бога?