Освобождение Вены: роман-хроника
Шрифт:
— Николай, — говорит Широков Гаранину, — узнаешь своего двойника на плоту?
— Чем зубоскалить, лучше бы веслами работал? — отвечает Гаранин и смотрит вперед.
Там сражаются солдаты авангардного батальона и двенадцать гвардейцев. Мы спешим к ним на помощь.
24 июня 1944 года в Москве прогремел салют в честь войск Карельского фронта. Позже участники ложной переправы удостоились звания Героя Советского Союза, все двенадцать гвардейцев, в том числе Мытарев и Маркелов.
Санинструктор
Были в полку и девушки необыкновенной отваги и мужества, которых не пугал ни огонь, ни вода, ни медные трубы. Одна из них — санинструктор Людмилка.
От дороги тропа круто сбегает вниз, петляя между валунами, покрытыми лишайником, обходя сосны, и неожиданно упирается в озеро.
Озеро недвижимо. Голубая поверхность его отражает чистое июльское небо. У берега — камни, серые, скользкие, тяжелые. Они видны и в кристально прозрачной воде.
— Э-э, да тут к воде и не подступиться, — говорит Широков. — Нужно искать место получше.
Мы идем берегом дальше, пробираемся через кустарник, царапающий лицо и руки. Вскоре набредаем на зеленую лужайку. У воды вместо камней — каемка желтого песка.
— Лучшего места и не найти! — Митя поспешно сбрасывает с плеча автомат, расстегивает ремень.
Разоблачившись, подходит к берегу и болтает ногой.
— А водичка-то! Чудо! Ну впрямь молоко парное!
Разгребая перед собой воду, он смело шагает вперед. По глади озера бегут волны. Потом Митя резко приседает:
— Ого-го! Здорово-о!
Брызги сверкают на солнце. На песок набегают легкие волны. Далеко над озером разносятся Митины восклицания.
Тороплюсь раздеться и я. Вода и в самом деле приятная. Она не холодная, освежает разогретое тело, делает его упругим и сильным, прогоняя усталость.
Мы плывем наперегонки к каменистому островку с тремя елями. Но до него оказывается совсем не близко. Не проплыв и половины, возвращаемся.
Потом лежим на мягкой траве, греемся на солнце. Хорошо! Тишина первозданная. Только изредка всплеснет рыба. Не хочется думать о том, что где-то ведут бой сменившие нас роты, ушедшие теперь далеко вперед. Не верится, что часа через два опять прозвучит привычное: «Станови-ись! Ша-агом ма- арш!»
Неожиданно со стороны тропы доносятся голоса. Звенит колокольчиком женский, рокочет мужской.
— Кого это принесло! — встрепенулся Митя. Он замер, вслушиваясь. — Никак сержант, санинструктор Людмилка. А с ней-то кто?
— А тебе что за дело?
— Да так… Интересно же знать.
Положив подбородок на руки, он не спускает глаз с кустов.
О чем там говорят — не понять. Видимо, пара, как и мы, заворожена красотой лесного озера.
Людмилка — санинструктор из полковой медсанроты. В роте служат несколько девушек, но ее знают и любят больше других. Говорят, что она спасла до полусотни раненых, в бою бесстрашна и вообще —
Однажды на привале — я был тому свидетель — Людмилка проходила мимо нашей роты. Завидя ее, солдаты всполошились.
— Товарищ младший сержант, зайдите к нам!
— Товарищ санинструктор, нужна срочная помощь!
— Людмилочка, есть интересная новость!
А она шагала, высокая, стройная, в туго перехваченной ремнем гимнастерке. Небольшая, с мальчишеской стрижкой, головка вскинута; видно, что девушка, сознавая силу своей привлекательности, с трудом сдерживает улыбку. Походка — легкая и грациозная, словно на ногах не солдатские сапоги, а сказочные хрустальные башмачки.
— Гля, ребята, «рама-а»! Воздух! — дурашливо крикнул недавно прибывший в роту с дивизионного склада долговязый солдат с густой россыпью прыщей на лице. — Спасайся!
Не спуская с девушки щелочек-глаз, он захихикал.
— Ну, ты, завхоз, или как тебя там! Ты шути, да прежде думай, — посмотрел сердито рыжеволосый Гаранин. — Тебе еще, может, придется помощь из ее рук принимать…
Разговор в кустах то замирал, то становился громче.
— Пригласи их сюда, — сказал я Широкову.
Митя только этого и ждал. Сверкая голыми пятками, бросился к кустам.
Голоса тем временем перешли в восклицания, потом послышался всплеск, будто в озеро бросили камень. Даже волны накатились на светлую каемку песка.
Первым из кустов показался Митя. Он шел, неся чужие сапоги. За ним выбрался младший лейтенант Чубарь, командир взвода полковой разведки. Я взглянул на него и рассмеялся: шел босой и мокрый по пояс. Фасонистые бриджи прилипли к ногам, с них стекала вода. Даже всегда сияющая на ордене серебряная сердцевинка потускнела.
— Что случилось?
— Поскользнулся и в воду грохнулся, — смущенно ответил Чубарь. — Камни — словно жиром смазанные… — Он потирал ушибленную руку.
Показалась тут и Людмилка. В простеньком ситцевом купальнике она осторожно ступала длинными ногами по траве.
— Ой, какое место чудесное! — зазвенел ее голос. — Ну что, мальчики, поплывем? — Она кокетливо повязала на голове косынку. — Айда к острову!
— Мы уже наплавались, — ответил Митя, отводя взгляд.
— Ну, как хотите. Тогда мы с Лешей поплывем. Пойдем, Леша!
Чубарь все еще продолжал возиться с брюками. Он тщательно разглаживал их на траве, обжимая складку. У лейтенанта брюки и гимнастерка всегда были отутюжены, сапоги начищены.
— Сейчас, — буркнул он. — Дай остыть…
Я понял: чем-то удручен.
— Да чего остывать! Ты с ног до головы мокрый!
Чубарь не ответил. Поднялся и, ни на кого не глядя, направился к озеру. Выбросив руки, оттолкнулся, пролетел по воздуху и ушел под воду. Он долго не показывался на поверхности и вынырнул далеко в стороне. Потом, поднимая брызги, поплыл от берега на глубину.