Освобожденные

Рейц Сара

— В этом отеле есть смотровая площадка, и я хотел спросить, не хочешь ли ты подняться со мной туда. — Он отступает на шаг, как будто боится моего ответа.

Одно мгновение ситуация выбивает меня из равновесия. Заигрывать с рок-звездой — всё равно что играться с огнём, даже если он будет утверждать обратное.

«Будь смелее», — вспоминаю я слова Нины.

— Хорошо, — соглашаюсь я в итоге и, не раздумывая, беру его за руку.

***

Рука об руку мы поднимаемся в лифте на самый верх. Последние метры преодолеваем

пешком, но даже здесь Алекс не отпускает мою руку. Он отворяет тяжёлую стеклянную дверь, которая открывает вид на смотровую площадку, и пропускает меня вперёд. В лицо бьёт порыв ветра и развивает мои волосы. Алекс тоже борется с ветром. Волосы падают ему на лицо, закрывают глаза. Нам нужно мгновение, чтобы собраться, и сейчас он впервые отпускает меня с момента, как я взяла его за руку возле бара. Меня сразу одолевает паника. Что, если он больше никогда не будет держать меня за руку? Что, если он поддался мне из вежливости, чтобы не опозорить, когда я нагло потащила его за собой к лифту?

Двумя пальцами я вынимаю резинку для волос из кармана брюк и заплетаю себе косу.

— Твою шишку уже почти не видно, — говорит Алекс.

Мне неловко, что он упоминает это, и я отчаянно прикрываю лоб выбившимися прядями, но Алекс заправляет их мне за ухо.

— Она правда выглядит совсем не страшно, — успокаивает он меня.

Я выжимаю из себя улыбку.

Алекс не берёт мою руку, а прикасается к спине. Так легко, что в первый момент я не уверена, что действительно чувствую её там. Он подталкивает меня вперёд, и перед нами распростирается невероятный вид на Берлин.

Уже поздно и середина недели. Туристов в городе почти нет, а в нашем отеле останавливаются в основном бизнесмены, которые просто рады добраться до удобной кровати. Поэтому мы одни на крыше.

Сначала я вижу телевизионную башню, ярко возвышающуюся над городом в ночи. Краны, виднеющиеся на небосводе днём и являющиеся свидетелями множественных строек в столице, стали лишь тенями. Остальной город словно блестит. Берлин пульсирует, живёт – и это чувствуется здесь на высоте ста метров над городом.

Алекс подходит ближе, и сейчас я чётко ощущаю, как его руки обвивают мою талию.

— Видишь лучи прожекторов там впереди?

Он указывает направо, и я вижу источник света. Думаю, что это могут быть Бранденбургские ворота, но этого не различить наверняка.

— Это Жандарменмаркт⁴, — объясняет он мне. — Ты там была?

Я киваю.

— Уже довольно давно.

— Это потрясающе – три самых великолепных здания города находятся в одном месте. Ты была в Концертном зале?

В этот раз я отрицательно качаю головой. Знаю только, что это самое большое из трёх зданий. Я могла бы сейчас выдать ему множество информации из путеводителя, но тогда точно разболтаюсь не на шутку, поэтому я лучше помолчу.

— Уже просто подняться по ступеням пробуждает королевские ощущения. Как думаешь, у нас будет завтра время? Мне бы хотелось с тобой туда...

— У нас завтра не особо много времени, Алекс, — прерываю я его.

Он глубоко вздыхает:

— Окей.

Между нами в воздухе витает недосказанность или скорее что-то, что нельзя описать словами. Он выглядит таким же взволнованным и неуверенным,

как и я. Тупо. Так мы не продвинемся дальше. Я собираю всё своё мужество в кулак и медленно разворачиваюсь к нему. Алекс понимает и изменяет объятие. Его хватка делается крепче, и теперь мы стоим ещё ближе друг к другу.

Если сейчас ничего не случится, тогда моё сердце взорвётся – так сильно оно бьётся в груди. Его близость почти невыносима и одновременно нет места, где я хотела бы быть больше, чем в его руках. Я пытаюсь сосредоточиться на панораме и наблюдаю мигающие огни самолёта, который идёт на посадку в аэропорту «Тегель».

Алекс снова глубоко вздыхает. Его грудь вздымается, и мне безумно хочется положить на неё руку. Я ещё помню, как он выглядит под одеждой. Я знаю, какие у него мускулы и татуировки.

«Просто будь смелее», — вспоминаю я снова слова Нины, и делаю то, что для меня совсем нетипично. Я кладу руку на его грудь. При этом не могу подавить предательскую дрожь в пальцах. Кровь приливает к моим щекам, и лицо вспыхивает, как огни на посадочной полосе в аэропорту.

И снова этот глубокий вздох. Его крепкий торс вздымается под моей ладонью, и я ощущаю, как бьётся его сердце. Оно колотится так же быстро, как моё.

— Мне нравится твой запах, Сэм, — произносит Алекс и нежно целует меня в висок.

— А мне твой, — отвечаю я совсем тихо и чувствую его улыбку у себя на лбу.

— Моя девочка со сцены, — говорит он и разворачивает меня так, что я стою прямо перед ним. Он смотрит мне прямо в глаза, как сегодня днём в студии, и снова его взгляд пронзает насквозь. Только в этот раз мы одни.

— Споёшь для меня ещё раз?

Алекс тяжело сглатывает.

— Если тебя устроит, что я от волнения иногда не буду попадать по нотам...

Я ободряюще ему улыбаюсь, и потом он действительно начинает петь – только для меня одной:

Ты меня спасла,

Не только в этот момент,

Ты освободила меня от тьмы,

Сорвала мои оковы...

Снова мои глаза наполняются слезами, но в этот раз я знаю, что не смогу их сдержать. Между мной и Алексом такая связь, которую я никогда не испытывала. Он просто смотрит на меня, пока поёт, и я чувствую, что его голос исцеляет моё разбитое сердце. Я больше не думаю о том, как это может быть опасно для состояния моей души.

И вот он поёт куплет, который я не слышала в студии:

Ты стоишь тут со мной

среди ночи,

Ты повелеваешь огнями города,

Повелеваешь ритмом моего сердца,

И я чувствую себя свободным –

свободным вместе с тобой,

Свободным, чтобы жить...

Алекс заканчивает песню, напевая мелодию, а потом просто смотрит на меня. То, что сейчас случится, не предотвратить. У нас просто нет другой возможности, другого выхода и силы воли, которая позволила бы поступить иначе.