Освобожденный любовник
Шрифт:
Дж. Р. Уорд
«Освобожденный любовник»
Посвящается тебе.
Я неправильно поняла тебя с самого начала и приношу свои извинения.
Это так на тебя похоже: ты вмешался и спас не только его, но и меня в этом стремлении.
Огромная благодарность всем читателям «Братства Черного Кинжала», а также поклонникам с форума.
Большое спасибо: Карен Солем, Кейре Сезаре, Клэр Зион, Кэйре Уэлш.
Спасибо вам, Дорин и Энжи, за то, что позаботились обо мне — и спасибо S-Byte и Venture за то, что сделали по доброте душевной.
Как всегда, спасибо моему исполнительному комитету: Сью Графтон, доктору Джессике Андерсон, Бэтси Воган и моему Партнеру.
И спасибо несравненной Сюзанне Брокманн.
DLB — знаешь что? Твоя мамочка любит тебя.
NTM — как всегда, с любовью и уважением. Хотя ты и так знаешь.
И должна сказать, что ничего бы не получилось без: моего любимого мужа, который всегда был рядом, моей замечательной мамы, которая была со мной с… хм, да, с самого начала; моей семьи (по крови и по выбору); и дорогих друзей.
Пролог
Гринвичская дневная школа
Гринвич, штат Коннектикут
Двадцать лет назад
— Просто возьми его, Джейн.
Джейн Уиткоум схватила рюкзак.
— Но ведь ты придешь, да?
— Я же сказала тебе сегодня утром. Да.
— Хорошо. — Джейн смотрела, как ее подруга удаляется прочь по тротуару, пока не просигналил гудок. Поправив куртку, она расправила плечи и повернулась к Мерседесу. Ее мать смотрела из водительского окна, с нахмуренными бровями. Нахмурив брови, ее мать смотрела из водительского окна.
Джейн перебежала улицу, беспокоясь о том, что спортивный рюкзак с контрабандой создавал слишком много шума. Она запрыгнула на заднее сиденье, и спрятала его у ног. Автомобиль тронулся с места прежде, чем она закрыла дверь.
— Твой отец возвращается домой сегодня вечером.
— Что? — Джейн поправила очки выше на нос. — Когда?
— Сегодня вечером. Так что боюсь…
— Нет! Ты же обещала!
Ее мать оглянулась через плечо.
— Прошу прощения, юная леди?
Джейн взорвалась.
— Ты обещала мне на тринадцатилетние. Кэти и Люси собирались…
— Я уже позвонила их мамам.
Джейн откинулась на сиденье.
Ее мать посмотрела в зеркало заднего вида.
— Убери это выражение со своего лица, спасибо. Ты считаешь себя важней своего отца? Разве нет?
— Конечно же, нет. Он — Бог.
Мерседес, накренившись, свернул на обочину, и завизжали тормоза. Ее мать резко обернулась, подняла руку и замерла в такой позе, ее рука дрожала.
Джейн отпрянула назад в ужасе.
Через мгновенье мать обуздала свой гнев и отвернулась, поправляя идеально гладкие волосы уверенной, как бурлящая вода, рукой.
— Ты… ты не присоединишься к нам сегодня за ужином. А твой торт будет выброшен.
Машина снова возобновила движение.
Джейн вытерла щеки и посмотрела вниз, на рюкзак. У нее никогда не было пижамной вечеринки. Она вымаливала ее месяцами.
Провалилось. Теперь все провалилось.
Дорога домой прошла в молчании, а когда Мерседес заехал в гараж, мать Джейн вышла из машины и, не оглядываясь, вошла в дом.
— Ты знаешь куда идти, — все, что она сказала.
Джейн осталась в машине, пытаясь собраться с мыслями. Потом она подхватила рюкзак и книги, и поплелась через кухню. Их повар Ричард, склонившись над мусорной корзиной, выбрасывал с блюда торт, украшенный белой глазурью и красно-желтыми цветами.
Она ничего не произнесла из-за кома в горле. А Ричард ничего не сказал, потому что не любил ее. Он не любил никого, кроме Ханны.
Джейн направилась из кухни в гостиную. Она не хотела столкнуться со своей младшей сестрой, и молилась, чтобы Ханна оставалась в постели. Утром она плохо себя чувствовала — возможно, потому, что должна была сдавать сочинение.
На пути к лестнице Джейн обнаружила в гостиной мать.
Диванные подушки. Снова.
Ее мать все еще была в бледно-голубом шерстяном пальто, в руке держала шелковый шарф, и без сомнений, она останется в таком виде, пока не удовлетворится внешним видом подушек. Что может занять какое-то время. Стандарт, в соответствии с которым оценивались вещи, был тем же, что и для волос: идеальная гладкость.
Джейн побрела в свою комнату. Оставалось надеяться, что отец приедет после ужина. Он в любом случае узнает о ее наказании, но ему хотя бы не придется смотреть на пустующий стул. Как и ее мать, он ненавидел все, что выбивалось из установленного порядка, а отсутствие Джейн за столом было возмутительным нарушением правил.
Продолжительность его нотаций окажется длиннее, потому что будет включать и то, как она посмела оскорбить семью своим отсутствием за трапезой, и грубость по отношению к матери.
Светло-желтая комната Джейн была под стать всему дому: такая же прилизанная, как волосы, диванные подушки или манера речи. Ничего лишнего. Все в стиле застывшей безупречности, которую можно встретить в журналах по домашнему дизайну.
Не вписывалась только Ханна.
Рюкзак с контрабандой полетел в шкаф, прямо на ряды мокасин и туфель с ремешками; потом Джейн переоделась из школьной формы во фланелевую сорочку. Не было смысла одевать что-то красивое. Она никуда не собиралась.
Джейн положила стопку книг на стол. Ей нужно выполнить домашнее по английскому. Алгебре. Французскому.
Она бросила взгляд на прикроватную тумбочку. Ее ждала «Тысяча и одна ночь».
Она не могла придумать лучшего способа, как провести время своего наказания, но первым делом домашнее задание. Придется. Иначе она будет чувствовать себя слишком виноватой.
Два часа спустя Джейн сидела на кровати с «Ночью» на коленях, когда открылась дверь, и показалась голова Ханны. Ее вьющиеся рыжие волосы были семейной аномалией. Все остальные были светловолосыми.
— Я принесла тебе поесть.