Освоение времени
Шрифт:
И он был таковым — Подарочком. Да вот сбежал. Пусть теперь ищут другого, не такого как он…
Незаметно Ивана охватило какое-то игривое, не к ситуации, настроение. Ему всё нипочём. Подумаешь, дурмы там какие-то вместе с пентами. Да плевать на них! И всякие-якие Пояса Дурных Веков… И Гхоры со своими палками…
Иван зашагал вразвалочку, вихляя задом, будто кому-то на показ, выставляя свою независимость и презрение. Через шаг приговаривал: Эх, эх, эх! — Рифмуя: — Повеселиться нам не грех… Наплевали мы на всех!.. Настало время для потех…
Ощущение такое, что впору бы сейчас подпрыгнуть, завизжать и свалиться куда-нибудь вниз, если было бы куда упасть. Хорошо бы в холодную воду…
Продолжалось такое весёлое и бесшабашное настроение недолго, шагов на двадцать. Так что Толкачёв даже не осознал необычности своего поведения. И когда он шёл уже совершенно развинченной походкой и выкрикивал подходящие междометия невпопад, то внезапно получил страшный, сокрушительный удар, казалось, по каждой клетке своего существа.
Его стало раздирать на части, затем переминать их в аморфное месиво — голова-ноги, лицо-спина — и, когда от него ничего не осталось целым и постоянным, с размаху стукнуло обо что-то твёрдое…
Мягкое месиво его существа — о стальную глыбу…
Иван потерял сознание.
Очнулся от монотонного гудения и укусов тучи комаров. Само небо от них казалось серым и подвижным. Болотный запах и влага под боком навели его на успокаивающую и приятную мысль — он просто находится на рыбалке. Сейчас подойдёт неукротимый в подобных делах и в выполнении всех ритуалов ловли рыбы Лёша Поканевич и наставительно оповестит:
— Чего лежишь? Поплавок уже видно, скоро клёв начнётся.
Значит, ночь кончается, темнота истончилась, а он, сидя у костерка, задремал, не заметив как это произошло, даже, невзирая на комарьё и повлажневшую от росы траву…
Первое же движение, чтобы отогнать кровопийц и подняться на, не прозвучавший ещё, зов Поканевича, вызвали нестерпимую ломоту в костях и мышцах, оттого он смог лишь боднуть траву и невнятно промычать:
— Чёрт возьми! Говорил… Я с кем-то подрался?.. Где я был вчера?.. М-м…
Не поднимаясь и не открывая глаз, пополз. Рука провалилась в глубокий бочажок с водой…
Прибой!.. — грохнуло в голове колоколом. — Прибой!..
Вот что было вчера… Нарвался таки на Прибой! Вчера ли?.. И сейчас я… человек Прибоя… Прибойник!
Злость на себя и на тех, кто устроил ему такое приключение, отодвинула боль во всех членах на другой план. Он резко поднялся на ноги, бегло обежал взглядом округу и потряс перед собой кулаками.
— Ну, убийцы времени! — закричал он в пустоту зарастающего травой болота. — Что бы мне это не стоило, но я доберусь до вас! Я доберусь!.. Ы-ы… Прибой вас всех разбей! Дайте мне только увидеть вас, и вам надолго, если не навсегда запомнится Иван Толкачёв… Это я вам говорю, КЕРГИШЕТ!.. Пусть я перед вами дикарь… Это вы думаете, что я дикарь!.. Но и мы, ходоки, кое-что имеем и умеем… Вам от нас…
По его опухшему, искусанному комарами лицу текли слёзы бессилия и озлоблённости, он отбрасывал их тыльной стороной рук, кровавя щёки и пальцы…
Пустыня
Болото, куда ни глянь, везде безбрежнее болото…
Местами кривой, пьяный и чахлый перелесок. Нездоровое воспарение, утробное ворчание под ногами, проплешины окон небольших озёр и топей.
И комары… Подобно микроскопическим пикирующим вертолётам, жалящие пулями-укусами. Для них нет преград, даже сапоги — не защита.
Скука и боль…
Иван стал на дорогу времени. Надо было сориентироваться в пространстве-времени, избавиться от насекомых и отдохнуть.
Поле ходьбы он не узнал.
Здесь всё для него предстало новым и незнакомым: запахи, какая-то неживая тишина, совершенно непохожая на тишину поля ходьбы до его пограничных гор, и главное, — свет. Освещение едва разливалось в туманной дымке цвета увядающей сирени. Поле ходьбы просматривалось едва ли лет на сто-двести. Как ни присматривался Иван, но никаких намёков на то, где располагалось прошлое, а где будущее, он не находил. Окаём, без каких-либо ориентиров, везде одинаково безнадёжно терялся в густеющих сумерках.
«Куда же меня отбросило? — в тревоге и тоске думал он. — Эламы говорили что-то о пыли или брызгах, летящих от Прибоя в далёкое прошлое. Может быть, и я стал человеком этих брызг во времени?..»
Он устал, хотел есть и спать, болела каждая жилка, лицо распухло — и никакого просвета в поле ходьбы, словно здесь существовала такая давность прошлого, что время уже устоялось и спрессовалось в осадке лет, веков и целых эпох, сгустилось и обесформилось до потери какого либо направления, то есть куда ни пойди, всё одно — никуда не придёшь: ни в прошлое, ни в будущее. Здесь уже конечный отстойник, утиль забытых самой природой миллионов лет!..
Он топтался на месте и лихорадочно соображал, что предпринять, как выбраться из этой глубины веков.
Вспомнил ненавязчивые советы Учителей — Сарыя и Симона. Для них пять тысяч лет в прошлом такая же безнадёжно далёкая эпоха, как для Ивана миллион. Они когда-то говорили о своих поисках ориентиров выхода из пограничного для них прошлого в будущее. Ивану те разговоры были тогда ни к чему, а сейчас пригодились.
Если предполагается исследовать длительный промежуток времени, то удобно использовать изменения окружающего рельефа: например, поймы или глубины русла реки, склона горы, разрушающейся со временем, старение оползней…
Так, что ещё?
По звёздам. Конечно, по звёздам. Здесь, наверняка, искусственный канал создателей Пояса не действует, значит и рисунок звёздного неба должен быть естественным. Однако Ивану он ничего определённого подсказать не может. При ходьбе по собственной дороге времени лет на сто тысяч он знал, каким образом определяться по звёздам, вернее, по некоторым из них. Чаще всего он смотрел, где находится Бенетнаш в созвездии Большой Медведицы. Эта приметная звезда мчится из прошлого в будущее, чтобы в настоящем обозначить самый кончик рукоятки Ковша. И чем дальше она своей непохожестью находилась от конструкции будущего рисунка Северного полушария, тем в большей глубине веков местонахождение ходока. Но сейчас Иван был… Он не знал даже самого незначительного, но важного — насколько далеко его отбросило от Пояса Дурных Веков.