От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада
Шрифт:
Если разногласия между Цейтцлером и Йодлем таили в себе элемент личной неприязни, то вражда между Гудерианом и Клюге носила открытый и скандальный характер. Они почти не разговаривали друг с другом даже на торжественных церемониях, а в мае Клюге обратился к Гитлеру за разрешением вызвать Гудериана на дуэль. Как командующий группой армий «Центр», Клюге был горячим сторонником операции «Цитадель». На протяжении последнего года его группа армий находилась в обороне и ничем не проявила себя. Гудериан же после смещения с командного поста в декабре 1941 года находился в опале, но в феврале 1943 года Гитлер вызвал его в свою ставку в Растенбург, назначил на влиятельный пост генерал-инспектора бронетанковых войск и наделил широкими полномочиями. Для Клюге и других немецких генералов, завидовавших влиянию Гудериана, было нетрудно преподнести его возражения против «Цитадели» как результат опасений, что эта операция может ослабить его контроль над немецкими бронетанковыми войсками.
Тем временем Гитлер через своего старшего адъютанта Шмундта продолжал выяснять мнения полевых командиров. Большинство из них высказалось за проведение операции, но было одно примечательное исключение. Генерал Модель, который командовал 9-й армией и подчинялся Клюге, доложил, что сомневается
Недели сменяли друг друга, и в связи с наращиванием русских сил первоначальный замысел операции «Цитадель» претерпел существенное изменение: из короткого внезапного удара, который должен был сорвать наступательные планы русских, она превратилась в лобовую массированную атаку, пробу сил обеих сторон, исход которой должен был решить весь ход летней кампании 1943 года. [162] В начале мая Гитлер по-прежнему никак не мог решиться утвердить директиву о наступлении, и 3 мая в Мюнхене было созвано совещание командующих армиями и группами армий для обсуждения перспектив операции. На этом двухдневном совещании только Гудериан твердо выступил против наступления (его, правда, поддержал также министр вооружений Шпеер в части, касающейся военной техники и производства вооружений). Цейтцлер и Клюге решительно высказались за наступление. Манштейн, как правило терявшийся в присутствии Гитлера, ограничился заявлением, что наступление имело бы успех, если бы его смогли начать в апреле, теперь же ему трудно составить определенное мнение. Наиболее убедительные аргументы против наступления, казалось, привел сам Гитлер, который, кратко изложив соображения генерала Моделя, завершил свое выступление следующими словами: «Модель сделал правильный вывод, что противник рассчитывает на наше наступление, поэтому, чтобы добиться успеха, нам нужно избрать новый тактический подход».
162
Американский военный историк М. Кэйдин в своей книге «“Тигры” горят» дает следующую оценку значению Курской битвы:
«То, что Курская битва — гигантская схватка двух вцепившихся друг в друга колоссальных сил — может стать поворотным пунктом войны в России, было совершенно очевидно обоим смертельным врагам. Если бы операция “Цитадель”… увенчалась успехом, сцена была бы подготовлена для широких новых наступательных действий против русских. На карту было поставлено куда значительно больше, чем просто город Курск или продвижение по местности на север, юг и восток, а именно то, что никогда не отразилось бы на схемах и картах, — беспощадная расправа над русскими, и в этом заключалась суть немецкого плана: разбить, перемолоть, рассеять, убить, захватить в плен… Позднее, если операция “Цитадель” пойдет так, как рассчитывал Гитлер, последует большое новое наступление на Москву. Позднее он претворит в жизнь свой совершенно секретный план “Песец”, и германские вооруженные силы молниеносным ударом оккупируют Швецию.
Позднее он перебросит свои войска туда, куда захочет, умело маневрируя ими на шахматной доске военной стратегии. Усилит войска в Италии, чтобы отразить вторжение союзников и сбросить их в море, ибо он знал, что время этого вторжения приближается. Направит мощные подкрепления на Атлантический вал — может быть, достаточные, чтобы сломить хребет силам вторжения из Англии» (Caidin M. The Tigers are Burning, p. 5). — Прим. перев.
Однако Гитлер все еще не хотел принимать окончательное решение и в присущей ему манере уклонился от этого, вновь вернувшись к вопросу о танках «пантера». К этому времени было построено только 130 этих средних танков и из них менее 100 вступили в строй. Первоначально планировалось выпустить к концу мая 250 машин. Шпеер объяснил, что возникшие технические трудности теперь преодолены, допущенное отставание успешно ликвидируется и к 31 мая будет выпущено 324 танка. Это означало, что для использования под Курском значительного числа «пантер» начало наступления придется перенести на июнь. Была намечена условная дата 12 июня, чтобы в ожидании окончательного решения начать оперативное планирование и подготовку. [163]
163
Оперативный приказ Гитлера № 6 от 15 апреля 1943 года об операции «Цитадель» гласил: «Я решил, как только позволят условия погоды, провести наступление “Цитадель” — первое наступление в этом году.
Этому наступлению придается решающее значение. Оно должно завершиться быстрым и решающим успехом… дать в наши руки инициативу на весну и лето текущего года… Победа под Курском должна стать факелом для всего мира». — Прим. перев.
Эти данные о производстве танков обсуждались на отдельном совещании в имперской канцелярии 10 мая. После окончания совещания Гудериан подошел к Гитлеру, и между ними состоялся примечательный диалог, в ходе которого Гитлер признался, что при мысли об этом наступлении «у него начинает болеть живот». Гудериан, горячо убеждавший фюрера отказаться от операции, спросил, почему Гитлер вообще хочет начать наступление на Востоке именно в этом году. Вмешавшийся в разговор Кейтель заявил: «Мы должны начать наступление из политических соображений», на что Гудериан ответил: «Вы думаете, что люди знают, где находится Курск? Миру совершенно безразлично, находится ли Курск в наших руках или нет…» После этого Гитлер, признав, что его самого одолевают сомнения, подчеркнул, что «никоим образом не чувствует себя связанным» в решении этого вопроса. [164]
164
Guderian H. Panzer Leader. N. Y., 1967, p. 247.
Если бы выступавшие за проведение операции «Цитадель» немецкие генералы знали правду о приготовлениях русских, едва ли они проявляли бы такой энтузиазм. Первый анализ возможных немецких действий летом 1943 года был сделан советским командованием еще в начале апреля, в нем с поразительной глубиной предвидения предсказывался конечный план операции «Цитадель». [165] В течение двух последующих месяцев русские укрепляли фланги Курского выступа артиллерией и танками гораздо более высокими темпами, чем противостоявшие немецкие армии.
165
8 апреля 1943 года заместитель Верховного Главнокомандующего Г. К. Жуков, обсудив имевшиеся данные с командующим Центральным фронтом К. К. Рокоссовским и командующим Воронежским фронтом Н. Ф. Ватутиным, направил И. В. Сталину доклад, в котором сделал вывод, что главные наступательные операции противник развернет весной и в первой половине лета против Центрального, Воронежского и Юго-Западного фронтов, причем, собрав на первом этапе до 13–15 танковых дивизий, нанесет два сходящихся удара в обход Курска с северо-востока и юго-востока. Жуков также предложил измотать противника на оборонительных рубежах, выбить его танки, а затем, введя свежие резервы, перейти в общее наступление и окончательно добить основную группировку немцев. — Прим. перев.
Для координации действий трех фронтов и разработки плана контрнаступления, которое намечалось начать после того, как немецкий натиск выдохнется, Ставка Верховного Главнокомандования направила в апреле в Курск Жукова и Василевского. Они пришли к выводу, что основной удар немцы нанесут из района Белгорода в секторе Воронежского фронта, которым командовал генерал армии Ватутин. В этом секторе оборону держали две ранее участвовавшие в Сталинградском сражении армии — 21-я и 64-я, переименованные теперь в 6-ю и 7-ю гвардейские армии, и сильное бронетанковое соединение — 1-я танковая армия. [166] Северный фас Курской дуги обороняли войска Центрального фронта генерала Рокоссовского. На протяжении мая и июня на фронт подтягивались подкрепления, и в конечном итоге в его состав вошли пять общевойсковых армий — 48, 13, 70, 65, 60-я — в первом эшелоне и 2-я танковая армия — во втором.
166
К началу июня в состав Воронежского фронта были включены также 38, 40 и 69-я общевойсковые армии. — Прим. перев.
Два этих фронта располагали достаточными силами, чтобы сдержать немецкое наступление. Но Жуков, с присущим ему искусством сочетать тщательную подготовку наступления (характерную для планирования Сталинградской битвы) с организацией глубокой обороны (что он продемонстрировал в битве под Москвой в 1941 году), создал позади этих двух фронтов новый Степной фронт [167] под командованием генерала И. С. Конева, в который были включены резервные силы Ставки. Этот фронт в составе нескольких общевойсковых армий, а также 5-й гвардейской танковой армии и шести отдельных танковых и кавалерийских корпусов представлял собой наиболее мощный стратегический резерв, накопленный Советским Союзом за все время войны. Он выполнял три оперативные задачи. Во-первых, служил источником подкреплений для тех участков Центрального и Воронежского фронтов, где могли возникнуть трудности; во-вторых, обеспечивал свежие войска для развития оперативного успеха и контрнаступления, как только немецкое наступление выдохнется; в-третьих, если ход сражения на Курской дуге окажется неблагоприятным, он должен был создать заслон (на заранее оборудованных позициях) у основания дуги — так что, даже если бы немцам и удалось пробиться на флангах выступа, им пришлось бы начинать все сначала, чтобы добиться прорыва советской обороны. Нельзя недооценивать и огневую мощь этих новых советских армий. В целом на выступе имелось больше артиллерийских, чем стрелковых, полков, в некоторых секторах соотношение между ними составляло пять к одному. К началу июля русские сосредоточили здесь более 20 тысяч орудий и минометов всех калибров, в том числе около 6 тысяч противотанковых пушек и 920 установок реактивных минометов.
167
Первоначально он назывался Резервным фронтом, затем 15 апреля 1943 года был переименован в Степной военный округ, в 9 июля — в Степной фронт. В его состав входили 4-я и 5-я гвардейские армии, 27, 47, 53-я армии и 5-я гвардейская танковая армия. — Прим. перев.
Главная полоса обороны глубиной 5–8 километров, включавшая в себя батальонные узлы сопротивления, противотанковые препятствия и запасные инженерные сооружения, состояла из трех позиции, причем в первой из них было две-три сплошные траншеи полного профиля, соединявшиеся ходами сообщений; вторая и третья позиции имели одну-две траншеи. Вторая полоса обороны, удаленная от переднего края главной полосы на 10–15 километров, была оборудована подобным же образом. Тыловая армейская полоса, проходившая в 20–40 километрах от переднего края, примыкала к трем фронтовым оборонительным рубежам общей глубиной 30–50 километров. А позади них находился оборонительный рубеж, занятый войсками Степного фронта!
Вся оборонительная система состояла не менее чем из восьми оборонительных полос и рубежей общей глубиной 250–300 километров. Передовая тактическая зона обороны представляла собой развитую сеть опорных пунктов, каждый из которых имел от трех до пяти 76-мм орудий, около пяти противотанковых ружей, до пяти минометов, подразделения саперных войск и пехотинцев, вооруженных пулеметами и автоматами. Несколько таких укрепленных пунктов, объединенных общим командованием и общей системой огня, составляли «противотанковый район». Средняя плотность минирования достигала на важнейших направлениях 1,5 тысячи противотанковых и 1,7 тысячи противопехотных мин на один километр фронта (в 6 раз больше, чем в обороне под Москвой, и в 4 раза больше, чем под Сталинградом).