От царскосельских лип: Поэзия и проза

Ахматова Анна Андреевна

Слепнево

Как люблю, как любила глядеть я…

Как люблю, как любила глядеть яНа закованные берега,На балконы, куда столетьяНе ступала ничья нога.И воистину ты – столицаДля безумных и светлых нас;Но когда над Невою длитсяТот особенный, чистый часИ проносится ветер майскийМимо всех надводных колонн,Ты – как грешник, видящий райскийПеред смертью сладчайший сон…

Весна 1916

Как

белый камень в глубине колодца…

Б. Анрепу

Как белый камень в глубине колодца,Лежит во мне одно воспоминанье.Я не могу и не хочу бороться:Оно – веселье и оно – страданье.Мне кажется, что тот, кто близко взглянетВ мои глаза, его увидит сразу.Печальней и задумчивее станетВнимающего скорбному рассказу. Я ведаю, что боги превращалиЛюдей в предметы, не убив сознанья,Чтоб вечно жили дивные печали.Ты превращен в мое воспоминанье.

5 июня 1916

Слепнево

* * *

Ни Анреп, ни Ахматова свои отношения, конечно же, не афишировали, однако они не остались тайной двоих. Так, строки «Все тот же вздох упруго жмет твои надломленные плечи о том, кто за морем живет и кто от родины далече», в посвященном Ахматовой стихотворении Есенина свидетельствуют, что о ее романе с живущим за морем человеком судачили не только в дружеском окружении, но и в более широких литературно-художественных кругах.

В зеленой церкви за горой…

В зеленой церкви за горой,Где вербы четки уронили,Я поминаю просфоройМладой весны младые были.А ты, склонившаяся ниц,Передо мной стоишь незримо,Шелка опущенных ресницКолышут крылья херувима.Но омрачен твой белый рокТвоей застывшею порою,Все тот же розовый платокЗастегнут смуглою рукою. Все тот же вздох упруго жметТвои надломленные плечиО том, кто за морем живетИ кто от родины далече.И все тягуче память дняПеред пристойным ликом жизни.О, помолись и за меня,За бесприютного в отчизне!

Сергей Есенин

Июнь 1916

Есенин и Ахматова познакомились 25 декабря 1915 года. Очарованный ее «Четками», Есенин, узнав, что Гумилев приехал с фронта в отпуск, упросил Николая Клюева нанести знаменитым царскоселам рождественский визит. Анна Андреевна встретила гостей дружелюбно и подарила «вербному отроку» (так назвал Есенина Клюев) оттиск из журнала «Аполлон» с поэмой «У самого моря».

В подтверждение этой гипотезы хочу обратить внимание читателей и вот на какой момент: в стихотворении Есенина, кроме упоминания живущего за морем возлюбленного женщины в розовом платке, есть и еще одна почти цитата из Ахматовой.

Сравните:

Есенин

А ты, склонившаяся ниц,Передо мной стоишь незримо,Шелка опущенных ресницКолышут

крылья херувима.

Ахматова

Так я, Господь, простерта ниц:Коснется ли огонь небесныйМоих сомкнувшихся ресницИ немоты моей чудесной?

По странному совпадению, в том же 1916 году Цветаева написала посвященные Ахматовой стихи, где Анна Андреевна также предстает перед нами в образе богомолки, только не в розовом, а темном, с цветиками, платке, а Марина Ивановна, как и Есенин, просит помолиться за нее:

В темном, с цветиками, платке– Милости удостоиться —Ты, потупленная в толпеБогомолок у Сергий-Троицы. Помолись за меня, краса,Грустная и бесовская,Как поставят тебя лесаБогородицею хлыстовскою.

С. А. Есенин. Фотография 1914 г.

А! это снова ты. Не отроком влюбленным…

А! это снова ты. Не отроком влюбленным,Но мужем дерзостным, суровым, непреклоннымТы в этот дом вошел и на меня глядишь.Страшна моей душе предгрозовая тишь.Ты спрашиваешь, что я сделала с тобою,Врученным мне навек любовью и судьбою.Я предала тебя. И это повторять —О, если бы ты мог когда-нибудь устать!Так мертвый говорит, убийцы сон тревожа,Так ангел смерти ждет у рокового ложа.Прости меня теперь. Учил прощать Господь.В недуге горестном моя томится плоть,А вольный дух уже почиет безмятежно.Я помню только сад, сквозной, осенний, нежный,И крики журавлей, и черные поля…О, как была с тобой мне сладостна земля!

1 июня 1916

Слепнево

Гумилев отреагировал на Анрепа (в паре с Недоброво) в соответствии со своим правилом: удар на удар.

Приехав в отпуск в сентябре 1916-го, Николай Степанович познакомился с Ларисой Рейснер, в ту пору начинающей поэтессой, и по обыкновению увлекся. Лариса, благоговевшая перед Ахматовой, смутилась. Она была девочкой из порядочной семьи, еще не тронутой богемой. Но Николай Степанович объяснил, что он и Анна Андреевна только формально муж и жена, а вообще-то давно отпустили друг друга на волю. И хотя ни Гумилев, ни Рейснер чувств не афишировали, Анна Андреевна об этом, увы, узнала…

Роман Гафиза (так Гумилев подписывал свои письма к Рейснер) с Леричкой («Леричка моя, какая Вы золотая прелесть»), как и все влюбленности Гумилева, оказался скоротечным, выдохся уже к лету 1917 года.

Л. М. Рейснер. Фотография. 1920 г.

В его фронтовых письмах второй половины 1917 года Рейснер уже не Леричка, а Лариса Михайловна, да и он не Гафиз, а Н. Гумилев. Не думаю, чтобы эта история, при всей ее краткосрочности, ничуть не задела Ахматову: уж очень хороша была Лариса в те годы. Не было ни одного мужчины, который прошел бы мимо, не заметив ее, а каждый третий «врывался столбом в землю и смотрел вслед». Один из поклонников юной Рейснер утверждал, что Лариса «несет свою красоту как факел». Но Анна Андреевна слишком хорошо знала своего мужа и понимала, что увлечение Рейснер всего лишь мужская, ревнивая и самолюбивая, реакция на ее чересчур «богатую личную жизнь».