От царскосельских лип: Поэзия и проза

Ахматова Анна Андреевна

А как музыка зазвучала…

А как музыка зазвучала,Я очнулась – вокруг зима;Стало ясно, что у причалаГосударыня-смерть сама.

Конец 1965 – январь 1966

Царское было зимой, Крым – летом…

Лето я проводила под Севастополем, на берегу Стрелецкой бухты, и там подружилась с морем. Самое сильное впечатление этих лет – древний Херсонес, около которого мы жили.

В окрестностях этой дачи («Отрада», Стрелецкая бухта, Херсонес) – я получила прозвище «Дикая девочка», потому что ходила босиком, бродила без шляпы и т. д., бросалась с лодки в открытое море, купалась во время шторма и загорала до того, что сходила кожа, и всем этим шокировала

провинциальных севастопольских барышень.

Анна Ахматова. Из «Записных книжек»

Письменный стол Ахматовой. Комарово.

И все пошли за мной…

И все пошли за мной, читатели мои,Я вас с собой взяла в тот путь неповторимый.

Ржавеет золото, и истлевает сталь…

Ржавеет золото, и истлевает сталь,Крошится мрамор – к смерти все готово.Всего прочнее на земле печальИ долговечней – царственное Слово.

1945

ПОЭМЫ

Худ. Н. Тырса. 1927 г.

* * *

В характере Ахматовой было немало разнообразнейших качеств, не вмещающихся в ту или иную упрощенную схему… Порою, особенно в гостях, среди чужих, она держала себя с нарочитою чопорностью, как светская дама высокого тона, и тогда в ней чувствовался тот изысканный лоск, по которому мы, коренные петербургские жители, безошибочно узнавали людей, воспитанных Царским Селом…

Один напыщенный критик даже назвал ее «Звездой Севера». Почему-то все охотно забывали, что родилась она у Черного моря и в детстве была южной дикаркой – лохматой, шальной, быстроногой… какой она описала себя в поэме «У самого моря»:

Бухты изрезали низкий берег,Все паруса убежали в море.А я сушила соленую косуЗа версту от земли на плоском камне.Ко мне приплывала зеленая рыба,Ко мне прилетала белая чайка,А я была дерзкой, злой и веселойИ вовсе не знала, что это – счастье.

«Вы и представить себе не можете, каким чудовищем я была в те годы, – вспоминала она четверть века спустя. – Вы знаете, в каком виде барышни ездили в то время на пляж? Корсет, сверху лиф, две юбки, одна из них крахмальная, – и шелковое платье. Разоблачится в купальне, наденет такой же нелепый и плотный купальный костюм, резиновые туфельки, особую шапочку, войдет в воду, плеснет на себя – и назад. И тут появлялось чудовище – я, в платье на голом теле, босая. Я прыгала в море и уплывала часа на два. Возвращаясь, надевала платье на голое тело… И, кудлатая, мокрая, бежала домой».

В каких бы царскосельских и ленинградских обличьях ни являлась она в своих книгах и в жизни, я всегда чувствовал в ней ту «кудлатую» бесстрашную девчонку, которая в любую погоду с любого камня, с любого утеса готова была броситься в море – навстречу всем ветрам и волнам.

Корней Чуковский.

Из воспоминаний об Анне Ахматовой

Анна Ахматова. 1911 год. В Слепневе.

Эта фотография – единственное изображение замужней Ахматовой, в котором можно угадать «дикую девочку», шальную и быстроногую.

* * *

В декабре 1913 года Анна Андреевна была торжественно приглашена в гости к Блоку. Блок в те месяцы вновь работал

над «Возмездием», жаловался гостье, что ему мешает Лев Толстой, а Анну расспрашивал о ее севастопольском детстве, черноморской юности и очень удивился тому, что Анна Андреевна до сих пор ничего не написала про свой удивительный Херсонес. И вообще: почему бы ей не попробовать себя в поэме? Не получается как хотите? А Вы рискните – а вдруг?

И она рискнула! Блоку мешал Толстой, ей – южные поэмы Пушкина, но она все-таки написала настоящую, свою, от первой до последней строчки – ахматовскую, поэму про дикую девочку, родившуюся у самого синего моря, на улице Хрустальной, и о заморском царевиче, который ее «расколдовал»…

У самого моря

Поэма

1

Бухты изрезали низкий берег,Все паруса убежали в море,А я сушила соленую косуЗа версту от земли на плоском камне.Ко мне приплывала зеленая рыба,Ко мне прилетала белая чайка,А я была дерзкой, злой и веселойИ вовсе не знала, что это – счастье.В песок зарывала желтое платье,Чтоб ветер не сдул, не унес бродяга,И уплывала далеко в море,На темных, теплых волнах лежала.Когда возвращалась, маяк с востокаУже сиял переменным светом,И мне монах у ворот ХерсонесаГоворил: «Что ты бродишь ночью?» Знали соседи – я чую воду,И, если рыли новый колодец,Звали меня, чтоб нашла я местоИ люди напрасно не трудились.Я собирала французские пули,Как собирают грибы и чернику,И приносила домой в подолеОсколки ржавые бомб тяжелых.И говорила сестре сердито:«Когда я стану царицей,Выстрою шесть броненосцевИ шесть канонерских лодок,Чтобы бухты мои охранялиДо самого Фиолента».А вечером перед кроватьюМолилась темной иконке,Чтоб град не побил черешен,Чтоб крупная рыба ловиласьИ чтобы хитрый бродягаНе заметил желтого платья. Я с рыбаками дружбу водила.Под опрокинутой лодкой частоВо время ливня с ними сидела,Про море слушала, запоминала,Каждому слову тайно веря.И очень ко мне рыбаки привыкли.Если меня на пристани нету,Старший за мною слал девчонку,И та кричала: «Наши вернулись!Нынче мы камбалу жарить будем».Сероглаз был высокий мальчик,На полгода меня моложе.Он принес мне белые розы,Мускатные белые розы,И спросил меня кротко: «МожноС тобой посидеть на камнях?»Я смеялась: «На что мне розы?Только колются больно!» – «Что же, —Он ответил, – тогда мне делать,Если так я в тебя влюбился».И мне было обидно: «Глупый! —Я спросила. – Что ты – царевич?»Это был сероглазый мальчик,На полгода меня моложе.«Я хочу на тебе жениться, —Он сказал, – скоро стану взрослымИ поеду с тобой на север…»Заплакал высокий мальчик,Оттого что я не хотелаНи роз, ни ехать на север.