От фарцовщика до продюсера. Деловые люди в СССР

Айзеншпис Юрий Шмильевич

Деньги надо уметь зарабатывать, уметь считать и главное — делить так, чтобы никто не чувствовал себя обманутым. С Виктором это получалось неплохо. С каждого совместного концерта я получал примерно 20 процентов прибыли, из оставшихся средств 40 процентов брал себе Цой и по 20 оставалось на каждого из остальных трех музыкантов группы. То есть я получал больше обычного музыканта, но меньше лидера. Логично. Какого-то особого финансового договора у нас не существовало, как не существовало и постоянных правил игры. В каждом случае дележ прибыли оговаривался отдельно, при этом иногда практиковались варианты гарантированного гонорара для артистов независимо от сбора. Тут уже рисковал я: иногда получалась сверхприбыль, а иногда — при больших затратах и средней посещаемости мероприятия — почти в нулях оставался. Хотя таких примеров из почти сотни совместных концертов — единицы. Обычно все происходило весьма успешно. Первый и

последний раз в жизни я работал с уже сформировавшимся коллективом, первый и, наверное, последний раз в жизни ничего не вкладывал в его продвижение и развитие. Единственной областью финансовых вложений, где мы с Виктором являлись равноправными партнерами, была полиграфическая и иная сувенирная продукция: инвестировали пополам и прибыль делили тоже пополам. На 7–8 тысяч человек, приходящих на концерт, продавалось до 3 тысяч плакатов и маек!!! Сейчас этой практики нет, мало кто занавешивает стены своей квартиры плакатами с портретами артистов. И само отношение другое, менее восторженное, более потребительское, кумиров уже нет. Кстати, я тут подсчитал на досуге, что в те небогатые годы билеты на концерты стоили сравнительно меньше — 4 рубля, сейчас же от 500 до тысячи. То есть относительно средней зарплаты стали в 2–3 раза дороже.

Концерты Цоя можно сравнить с небольшим нашествием: первым выдвигался я с помощником, обычно на самолете, все обустроить и подготовить. Параллельно рекламная группа в четыре человека ехала на поезде: в одном купе — они, во втором — продукция. Затем появлялся Цой с музыкантами, друзьями и спарринг-партнерами… Если подробно восстанавливать маршруты наших гастролей, можно много о чем порассказать, не уверен, что эти подробности будут интересны читателю. Хотя, например, приведу такой эпизод.

В конце мая 1990 года мы направились Иркутск: какая-то компания заключила с нами контракт на 5 концертов, в том числе по 2 в Ангарске и Братске. Естественно, к контракту был приложен наш технический райдер — те условия как бытовые, так и сценические, необходимые для проведения концертов. В Иркутске концерт отыграли «на ура», съездили на Байкал, все замечательно, а вот в Братске начались проблемы. Мало того, что нас поселили в какой-то ужасной гостиничной дыре почти без отопления. Так еще и стадион оказался сплошной развалиной, в заборах дырки — пролезай и смотри и слушай. Ясно, что денег платить почти никто не стал, и второй, более поздний концерт 31 мая мы отменили, и в семь часов вечера вернулись в «отель», и легли отдыхать. Но не тут-то! В гостиницу приехали организаторы тура и сказали, что на второй концерт собралось много народу и надо выступать. Хотя оплатить концерт по договору не могут. Я разумно возразил: нет денег — нет и музыки. Однако события развивались вопреки логике. Толпа поклонников, незаконно проникшая на стадион, требовала зрелищ и не собиралась расходиться по домам. Прождав около часа, они собрались на площади перед гостиницей и стали шуметь, появились свои зачинщики, в окна полетели бутылки и камни, нарастала вероятность серьезных беспорядков. На площадь подтянули небольшой отряд типа «ОМОНа», но силы были явно не на его стороне. На весь этот шум и гам из номера вышел Цой, весь заспанный и плохо понимающий, что происходит. Я, как мог, ему все растолковал. Цой немного подумал и сказал: «Тогда я буду петь бесплатно…».

Организаторы облегченно вздохнули, однако сцену и все остальное демонтировали, и в столь поздний час, практически в полночь, да под дождем восстанавливать конструкции было невозможно. Но Цой и тут нашел единственный возможный выход:

— Тогда я буду петь один, под гитару. Кому надо, те услышат.

На стадион мы поехали вдвоем с Виктором, выйдя из гостиницы через живой коридор возбужденных и разгоряченных алкоголем поклонников. Цой, как и обещал, исполнял свои песни под одну гитару в хриплый микрофон. На стадионе стояла гробовая тишина, чтобы не упустить ни слова, ни звука. Виктор не отыграл полный концерт, но несколько наиболее значимых и популярных песен, которые он исполнил, полностью разрядили атмосферу. А по возвращении в «отель» мы подверглись нападкам со стороны его администрации, ибо самому зданию фанаты нанесли значительный ущерб. Помимо разбитых стекол, стены оказались залиты краской, исписаны всякими нехорошими словами. Группу не хотели отпускать, требуя покрытия убытков. Но получить с нас ничего не удалось и сделать заложниками тоже — разборки с пострадавшими мы оставили нашим незадачливым организаторам.

Через день нам предстояло выступление в Донецке, и, если бы рейс Красноярск — Москва не отменили в самый последний момент, мы неплохо успевали к началу. Но загадочные «технические условия» — понятие, бросающее в дрожь артистов и командировочных — перенесли вылет на завтра. Мы ринулись в Свердловск, откуда с грудой вещей и аппаратуры отправились в Краснодар. Там арендовали

«Икарус» и рванули в Донецк. В столицу шахтеров мы приехали уже под занавес концерта — еще бы полчаса опоздания, и он прошел бы без знаковой фигуры Цоя, что являлось бы серьезным обманом его поклонников. Может, и не стали бы окна бить, но разочарование в кумире наверняка сохранилось бы в их сердцах, несмотря на объективные причины. Однако Цой успел. На огромном подъеме он отыграл свое отделение, а на следующий день народу пришло — не протолкнуться. Вот в таком режиме мы работали эти месяцы, которые судьба отвела нам для сотрудничества. Кстати, донецкий концерт был снят для ТВ, и у меня хранится его видеоверсия. Хотя почти не смотрю ее: ну очень грустно.

В поездках, когда проводишь вместе много времени, всегда открывается сущность человека, открываются потаенные уголки его характера. И в этих самых уголках я не увидел ничего неприятного или предосудительного. Всегда вежлив, добродушен, собран. Любил ли он выпить? Раньше, говорят, весьма, но сейчас подобную расслабуху позволял себе достаточно редко. Как правило, во время небольших застолий после концерта он выпивал стаканчик-другой для настроения и снятия стресса, и все начинали петь разные песенки. Как верх прикола и куража исполнялся репертуар «Ласкового мая», и каждый старался максимально соответствовать Шатунову и его слащавой манере петь. И Цой награждал того, кто максимально близко к оригиналу исполнит «Белые розы» и другие слюнявые хиты. При этом он не выступал особо непримиримым, идеологическим противником попсы и эстрады, отнюдь. Этот жанр вызывал его легкую иронию, да и игнорировать сверхпопулярность «Мая» тоже было невозможно. Кстати, наверняка и часть аудитории пересекалась. Пересекались и наши маршруты как двух мощных гастролеров, и однажды на Украине мы оказались в одной гостинице. Там и произошло знакомство звезд: сам Юра — еще совсем маленький щенок без апломба, Виктор тоже общался лояльно. Гораздо больше пафоса являл директор «Ласкового мая» Разин, который никого не подпускал ни к себе, ни к Шатунову, демонстрируя полное отсутствие даже элементарной культуры. Вообще, заполнявший эстраду тех лет народный лох-поп — всякие «Миражи» и «Комбинации», — по сути, лишь выгодно оттеняли ту новую культуру, которая зарождалась в России и которую представлял Цой. Хотя в итоге частушки все-таки победили.

И, конечно, я просто обязан вспомнить праздник «МК» на БСА 24 июня 1990-го — самый успешный и самый последний концерт Цоя. Финальный аккорд. Говорят, что избранники судьбы должны умирать в высшей точке своей популярности, а не на спаде. Не знаю, каких бы еще высот достиг Цой, но этот концерт оказался пиком его карьеры, и я был к этому покорению причастен. На концерт были заявлены разные музыкальные коллективы, но Цой являлся несомненным хэдлайнером зрелища, и именно он в итоге определял, «пойдет» народ или нет, заплатит свои кровные 10 рублей или предпочтет напиться пива.

В ночь перед концертом я спал плохо, периодически просыпался и смотрел на небо, нет ли туч. Ибо дождь легко вымывает не самых стойких. Но небо оставалось ясным, и это радовало. А еще больше порадовал звонок от помощника примерно в 11 утра: у касс стадиона выстроилась многотысячная толпа, растянувшись вдоль забора метров на 300. В 12 дня позвонил Цой, очень волновался. Сначала думал его разыграть, мол, нет желающих тебя слушать, но не стал попусту нервировать:

— Народу — лом. Теперь дело за тобой.

Выступление Цоя продолжительностью около часа завершало концерт на БСА. Я послал за ним арендованную «Чайку», он прибыл триумфатором и триумфатором отыграл свое отделение. Этот концерт тоже был снят на пленку. Его последний концерт.

После шквала аплодисментов и буйства звуков в раздевалке группы стояла не совсем соответствующая моменту тишина. Вроде бы все просто: супердолгожданный отпуск, работа над новым альбомом, а потом очередные планы, гастроли, вершины, но… Не знаю, мне почему-то показалось, словно что-то надломилось и музыканты больше никогда не встретятся. Конечно, я не мог и не хотел так формулировать мои смутные ощущения, но на душе стало как-то муторно. И, похоже, это предчувствие охватило не только меня: никаких шуток-прибауток, мелких розыгрышей, а сплошная грусть-печаль. Цой еще наставлял музыкантов, указывал на какие-то огрехи во время выступления, но было видно, что мыслями он далеко. Очень далеко.

Сразу после концерта на БСА он уехал в Прибалтику на рыбацкий хутор — это уже стало традицией. На этом хуторе он не только отдыхал, но и сочинял новые песни, в чем Виктору активно помогали Игорь Тихомиров и Юрий Каспарян. Я тоже как-то по случаю побывал в этих местах: достаточно сумрачно, дюны, небольшой лесок, пустынный берег. Несколько домиков с практически натуральным хозяйством. Побродив там пару дней, я уехал поближе к солнцу. А Виктору эта унылая атмосфера была по душе, он оставался верен своим пристрастиям.