От голубого к черному
Шрифт:
— Возможно, — сказал я. — Да.
«Треугольник» казался мне несколько слабоватым. Но в самом Карле что–то было, настоящий голос и какая–то мистика, нечто призрачное. С более жестким саундом они могли бы стать по–настоящему волнующими. Так или иначе я сделал то, что всегда делал, когда меня хвалили, — уступил. Потому что эго у меня, как изголодавшаяся лисица, и приходилось бороться, чтобы она не пожрала меня изнутри.
Карл пожал плечами. Затем порылся в кармане своей черной джинсовой куртки и вытащил кассету.
— Послушай. Посмотрим, что скажешь. Если заинтересуешься, позвони. Номер внутри на карточке. Понравится,
— До скорого, — ответил я. — Рад был вас послушать.
Его пальцы коснулись моего рукава; я содрогнулся от краткого прилива предвкушения. Когда я опустошил свой стакан (всего лишь третий, но сидр крепкая штука), углы «Треугольника» собрались вместе и ушли во внешний мир. Готическая пара из «Свободного жребия» ушла вместе с ними. Я вышел из паба, один, на улице заметно похолодало. Невидимый дождь размывал свет фонарей и стучал по крышам автомобилей как щетка ударника. Отраженный свет сгустился, заплутав между облаками и городом, оставляя место для звезд.
Ночью Бристоль–роуд между университетом и Кэннон–хилл совершенно пустынна. С одной стороны студенческое гетто: кучка букинистических лавок, маленьких музыкальных магазинчиков и ресторанчиков. Дома по большей части поделены на двухместные комнатушки. На другой стороне временный район красных фонарей, окруженный полицией и местным «комитетом бдительности». А по середине миля тишины; деревья обрамляли дорогу, как огромные клочья перьев, трясущиеся на ветру. Масштаб и бесконечное повторение всегда заставляли чувствовать меня потерянным.
Было уже почти десять вечера. Дождь процарапывал круги света вокруг фонарей. Опавшие листья казались черными. Ходить здесь в наушниках означало напрашиваться на неприятности. Но сейчас вокруг не было ни души. Я поставил демо–запись «Треугольника» в свой плеер. Это походило на эхо, окутавшее меня: глухие, настойчивые ударные; пара конфликтующих гитар, одна резкая, другая текучая. Я пытался следить за линией баса, понять его роль в структуре каждого трека. Но голос Карла отвлекал меня. Его вокал казался слишком странным для этой музыки. Я попытался пересмотреть саунд группы, сделать его более резким и мощным, не таким текстурным. Но что он об этом подумает?
Его голос, звучащий в моей голове, вызвал иные мысли: его мощная экспрессия, то, как его пальцы обхватывают гитару или стакан. Смесь страха и возбуждения увидел я в его глазах, а затем и почувствовал, когда он коснулся меня. Точно с прикосновением мне от него что–то передалось.
Прямо перед светофором на краю Кэннон–хилл я заметил размытую дождем фигуру, медленно направляющуюся ко мне. Он пьян или ветер настолько силен, что его швыряет из стороны в сторону? Когда он подошел ближе, лицо его не стало яснее. Я подумал, что он врежется прямо в меня, но никак не мог сфокусировать на нем взгляд. Затем его темные глаза встретились с моими. Я почему–то подумал, что это Карл, хотя фигура была другой. Я замер, нащупывая кнопку «Выкл» на плеере. Затем он каким–то образом обогнул меня, так и не подойдя ближе. Случалось вам видеть, как порыв ветра подхватывает поток дождя, так что он превращается в зримую фигуру и даже отбрасывает тень? Это было что–то в этом роде. Но у дождя нет лица. Я пошел дальше, «Ответ» погружался в хаос, голос таял в фидбеке и атональном ритме.
Запись закончилась с шипением, клик. Деревья разламывали свет фонарей на полосы. Я подумал о группе на сцене: тишина между песнями. Здесь, вдалеке от зданий, было холодно. Я посмотрел вперед, развернулся и пошел назад. Дорога была пустой в обоих направлениях.
Мы договорились встретиться возле Бриндли–плейс, новом ответвлении канала на Брод–стрит. Ранним вечером, не подсвеченный электрическим светом, он казался смутным фрагментом пейзажа. Одна сторона канала изогнулась в дугу ресторанов, кафе и винных баров, все как один тематические: «Чикаго Экспресс», «Виа Вита» «Шогун Теппан Яки», «Кафе Руж». Мосты через канал тоже были разнообразны: дешевые металлические стилизации под итальянский, французский и китайский стили, которые мне доводилось видеть в иллюстрированных альбомах. Со стен свисали старомодные лампы. Поверхность канала была темной, волнистой и чистой. Порывы ветра рассеивали свет фонарей. Подняв глаза, можно было увидеть «Хайятт–отель» с кривым синевато–серым отражением Броуд–стрит на нем, точно здание было каналом.
Я пересек мост, пустынную парковку перед рестораном и подошел к пабу с входами на двух этажах. Наверху был зал с огромными окнами с видеоиграми и музыкальными автоматами. Внизу было темно и накурено. Это был паб «Бочонок», поэтому обслуга в нем носила майки с надписью «Я — СТЮАРД ИЗ БОЧОНКА» и другими шутками, слишком смешными, чтобы читать их с полным мочевым пузырем. Короткая винтовая лестница вела в нижний бар, где по пятницам играли живые группы. Кирпичная кладка бара была увешана афишами концертов и вырезками из журналов шестидесятых: «Энималз», «Роллинг Стоунз», «Грейтфул Дэд».
Карл уже был там. Он заказал мне водки. В полумраке он походил на угольный набросок, темнота его волос и глаз резко выделялись на бледной коже.
— Как дела? — спросил он.
— Нормально. Малость устал. Проблемы на работе.
Мой менеджер ушел в отпуск; менеджер производственного отдела, задира с болезненным мужским самолюбием, воспользовался возможностью протащить нас по углям своих дурацких придумок. Ситуация казалась почти нереальной.
— А ты?
— Отлично.
Он казался раздраженным и неискренним.
— Знаешь, я видел тебя с «Голубым нигде» в прошлом году. Ты был единственным стоящим из них. Никогда прежде не видел, чтобы басист держал все под контролем, а не был просто дополнением. Так ты не зарабатываешь музыкой?
— Ну, я пытался.
Бар постепенно заполнялся, скоро должна была начать выступать первая команда. Альбом Ника Кейва эхом звучал в прокуренном воздухе, от чего зал казался больше, чем он был на самом деле.
— Спасибо за демо–запись. Впечатляет. Немного пугающе, когда инструменты сливаются. Точно это идет откуда–то извне.
Я не знал, как еще описать то, что произошло, ту фигуру в дожде.
— Да, верно, я думаю. Послушай, я хочу записать альбом. Эти песни и еще несколько новых. Я думаю, у нас появился шанс…
Он прижал ко рту костяшки пальцев.
— Записать пластинку — это кое–что значит. Мы немного повыступаем, просто, чтобы привлечь внимание. Когда Стив сказал, что уезжает, я подумал о тебе. Нам нужно более тяжелое звучание. Согласен?
— Да. Но один басист не сможет это обеспечить. Я хочу сказать, что буду рад поучаствовать, но, может быть, тебе нужен другой лидер–гитарист, который возьмет контроль над музыкой, пока ты поешь. В принципе ты хорошо играешь, но…