От голубого к черному
Шрифт:
Его квартира находилась на втором этаже. Скудно меблированная, заваленная книгами и дисками. Окно спальни выходило на заросший сад, разбитое стекло ловило фрагменты света. Квартира была холодной и немного сырой. Карл сказал мне, что он переехал сюда в спешке, когда распался его брак, во время войны в Заливе. Они не были разведены. Он никогда особо не распространялся, почему они разошлись, но мне казалось, что это из–за того, что он хотел быть один. Такие слова, как гей, были неприменимы к Карлу. Он был просто Карл. Его дружба была такой глубокой, что включала секс, но всякий раз, когда мы были вместе, я думал о нем как об одиночке. Его одиночество было чем–то постоянным, неизменным, но любовники любого пола помогали ему смириться с этим. Поначалу мне это казалось обнадеживающим: я уже наигрался
В «Королевской Пустоши» был зал над пабом, где я несколько раз играл с «Голубым Нигде». Стены покрыты черно–белыми, глянцево поблескивающими изображениями: певцы и группы последних трех десятилетий. Лица вытянутые, скулы подчеркнуты тенями, брови затеняли глаза. Их рты кривились в сардонических усмешках. Художник запечатлел их в момент перехода, когда уже они перестали играть, но еще не смогли стряхнуть с себя напряжение от пребывания на сцене. Вот так выглядел и Карл.
В то время у «Треугольника» не было менеджера. Киран, парень из «Релент Рекордз», что спродюсировал «Ответ», помогал с записью. Наш друг–журналист, Мартин, иногда оказывал помощь с организацией выступлений и интервью. Но в основном мы делали все сами. Мы трое встречались дважды в неделю, чтобы порепетировать, пописать или просто выпить и обсудить наши планы. Йен Прист, ударник, работал с Карлом уже пару лет. Он был коренастым, довольно симпатичным, коротко стриженным парнем в круглых очках; всегда в черном, даже в жару. Он работал неполный день в «Треугольнике» — маленьком артхаусном кинотеатре при Университете Астона. Там они с Карлом и познакомились. Йен жил в «Королевской пустоши» со своей язвительной подружкой–северянкой Рейчел и огромной коллекцией видео. Он был одержим НЛО и оккультизмом; после нескольких пинт он неизменно начинал рассуждать о том, что перкуссия несет послание из мира духов или как шаманы используют ритм для того, чтобы вызвать прорицательский транс.
На первых порах я сосредоточился на том, чтобы занести мою бас–гитару в демо–запись Карла. Техника Йена была резкой, но оппортунистской, ей недоставало четкости. Он был ярым фанатом одного драматического момента: жесткое громыхание или бряцанье тарелок, чтобы впрыснуть ярость в композицию в нужном месте. Это удачно сочеталось с наиболее экстремальными аспектами игры на гитаре Карла. Я был только рад позволить им диктовать финалы, в то время как я сосредоточился на началах. Игра в блюзовой группе приучила меня всегда думать о структуре. Как сказал Кит Ричардс, ты не можешь играть рок без ролла. Но ритм должен быть жестким. Ему необходима сила тяжести. Как в ебле: вы должны упорно работать, действовать слаженно, чтобы действо обрело смысл. MTV — порнография от рока. Сплошные риффы и рефрены, никакой структуры. И никакого смысла.
В новых песнях я пытался заставить Карла действовать медленнее. «Пусть музыка работает. Если ты выплеснешь все сразу, это лишь будет сбивать с толку. Используй время, чтобы дать ей распространиться». Он никогда не верил в эту идею. Разумеется, он понимал, что я пытаюсь упростить аранжировки, потому что его игра на гитаре не подходила для более сложных ритмов. Я говорил ему, что его голос более важен. Его тексты не заслуживают того, чтобы быть похороненными под грудой звуковых булыжников. Я не льстил ему, вовсе нет. Той осенью он написал «Загадку незнакомца», ее слова навсегда застряли в моей голове. «Ты убиваешь чужака, ведь он похож на тебя/ Ты хочешь уйти/ Но он идет за тобой домой/ Он стоит за спиной/ В темноте у твоей двери/ Твой сорванный голос/ Царапает глотку/ Точно шутка». На сцене в этот момент Йен должен был смеяться в микрофон, публика его не видела. В студии мы записали смех всех нас троих и исказили звук так, что он стал похож на звучание кларнета. Получился какой–то очень тревожный эффект.
Другая песня того времени, «Его рот», стала самой нашумевшей записью «Треугольника». Я не знал, что и думать о ней. Она вроде бы была не обо мне, хотя Карл позволил мне растянуть басовую партию и использовал свою гитару лишь для обрамления — пена на волнах. Мне всегда казалось, что в этом было что–то смутно религиозное, отголосок воспитания Карла, в темном изложении сексуальной страсти. «Он ласкает мою шею рукой/ Я опускаюсь на колени между его ног». Меня
У нас Карлом был ритуал, когда мы спали вместе, — тот, кто обеспечивает постель, должен поставить какую–нибудь музыку, мы слушали ее, прежде чем раздеться.
Мои ранние подборки включали New Order, «Felt», The Jam [7], Нико [8], Марка Алмонда [9] и The Jesus and Mary Chain [10]. Первые аккорды «Счастлив, когда идет дождь» — самая эффективная звуковая прелюдия, которую мне удалось отыскать. Карл ставил мне песни Ника Кейва [11], Скотта Уокера [12], The Pogues [13], My Bloody Valentine [14], «Husker Du» [15] и Kitchens of Distinction [16]. Композиция последних «Приз» была его любимым треком на все времена: песня о напившейся и рассорившейся голубой паре. Настроение нарастает от мрачного недоверия к настоящей ярости: «Так что я получу приз/ Ты помнишь, как его зовут?» Музыка подчеркивает жестокость последних слов и закручивает их в водоворот, разрываясь на части, находя освобождение только в опустошении.
Тон любых отношений задается тем, что происходит в постели. В мужских парах один вид секса берет верх, становясь доминантной нотой. Чаще всего это оральный секс, хотя у меня были вполне успешные отношения, основанные на взаимной мастурбации. С самого начала мы с Карлом обычно трахались. А когда мы этого не делали, то притворялись, что собираемся это сделать и терлись друг об друга. Это давало определенную грубую напряженность нашим занятиям любовью — электрический шторм, в котором напряжение снималось статикой.
Обычно Карл брал меня, его напряженное лицо прижималось к моему, его руки обвивали мое тело, как смирительная рубашка. «Ты в порядке?» — шептал он, его губы ласкали мое ухо. Я научился оставаться тихим и пассивным и ласкал его, только когда все заканчивалось. Он всегда довольно быстро кончал, даже когда бывал пьян. Иногда мы ждали до утра. Когда же я брал его, он включал лампу возле кровати и лежал на спине, неотрывно глядя на меня, его глаза были полны ночи. Для Карла секс — вспышка неконтролируемой страсти, для меня — ровное, ритмичное нарастание. Только однажды у нас был незащищенный секс.
Жена Карла, Элейн, жила в Олдбери с их четырехлетней дочерью Терезой. Он навещал их примерно раз в месяц. Мы с ним не проводили все свое свободное время вместе. Карл считал, что если мы будем неразлучны, то это приведет к разрыву. А у нас обоих были причины соблюдать осторожность. Мы встречались по делам группы: в студии, на репетиции и тому подобное. А еще мы ходили на концерты других групп, разумеется. На все, на какие только удавалось попасть. Было приятно находиться среди групп, которые не играют на стадионе Уэмбли. В то время в Бирмингеме было немного средних размеров площадок: «Колибри», «Институт», «Электростанция». Фанаты инди–рока были на удивление юными, даже если группы были не из новичков. Изредка какой–нибудь пустоглазый юнец узнавал Карла: О, ты ведь из группы! Трой–ангел.
В те несколько месяцев мы посмотрели несколько впечатляющих выступлений. The Fall [17] в «Колибри», охваченные экстатической яростью. Йен Маккелох в Бирмингемском университете, по–прежнему болезненно–прекрасный, несущий свое ощущение неудачи, как власяницу. The Charlottes [18] принесшие равновесие и страсть в призрачный мир готики. И My Bloody Valentine, сплетавшие кельтский мистицизм с трэш–металлом. То выступление началось и закончилось поздно, и часть юных фанов ушли до окончания концерта. Они отыграли на бис «Ты заставил меня понять», растянув центральную часть композиции по крайней мере на десять минут. На сцене два вокалиста стояли порознь: образ разделенного сексуального желания, их голоса выражали страсть и одиночество. Мы добросовестно ходили на выступления всех прочих шугэзинг–групп того времени — Slowdive, Ride, Chapterhouse, — но никто из них не смог приблизиться к мистическому эротическому заряду My Bloody Valentine.