От имени науки. О суевериях XX века

Мороз Олег Павлович

Не правда ли, великолепное письмо? Так и видишь автора, пугливо озирающегося, не подсматривает ли за ним кто «из этой дряни», пока он пишет в Москву о шныряющих там и сям зловредных «личинах». Прямо как у Гоголя: «В этом-то хуторе показывался часто человек, или, лучше, дьявол в человеческом образе. Откуда он, зачем приходил, никто не знал. Гуляет, пьянствует и вдруг пропадет, как в воду, и слуху нет. Там, глядь — снова будто с неба упал, рыскает по улицам села… Понаберет встречных Козаков: хохот, песни, деньги сыплются, водка — как вода… Пристанет, бывало, к красным девушкам: надарит лент, серег, монист — девать некуда! Правда, что красные девушки немного призадумывались, принимая подарки: бог знает, может быть, в самом деле перешли они через нечистые руки… Опять,

как же и не взять: всякого проберет страх, когда нахмурит он, бывало, свои щетинистые брови и пустит исподлобья такой взгляд, что, кажется, унес бы ноги бог знает куда…»

Так что гоголевский Басаврюк при первом знакомстве тоже производил впечатление «приятного, обаятельного и душевного» человека, однако и кое-какой «следок» за ним тоже с самого начала тянулся.

Еще раз скажу: есть ли какая-то польза от современных знахарей-экстрасенсов — не о том сейчас разговор. Может быть, в каких-то случаях они и в самом деле способны принести облегчение. Каким образом они это делают, что отсюда можно почерпнуть медицине — пусть медики и биологи разбираются. Я же утверждаю одно: в целом, как говорится, «в общекультурном контексте» знахарство, как прежде, так и теперь, было и есть явление небезобидное, опасное. Между этим «передним краем науки» и откровенной мистикой, чертовщиной нет никакой ощутимой границы. Потому как ведают этим «передним краем» люди по преимуществу невежественные, безграмотные, хотя и употребляющие к месту и не к месту наукообразную фразеологию. Им неведомы ограничения, налагаемые законами природы. Они слышали краем уха, что наука находится в постоянном развитии, что любая истина, открываемая ею, в конце концов оказывается недостаточной и неполной, и вот уже относительность знания трансформируется в их представлении в полную ненадежность этого знания. «Мы почти еще ничего не знаем, — уверяют они. — На самом деле нет ничего такого, что не было бы возможно».

Да, мы знаем немного, если вообразить себе некую протянутую вперед на тысячелетия шкалу человеческого познания. Но того, что мы знаем, вполне достаточно, чтобы сказать, например: не существует никаких сил, которые заставили бы оловянную пульку раскачиваться над планом квартиры именно в том месте, которое в самой квартире будто бы подвержено губительному действию «поля земли»; не существует сил, которые заставили бы эту пульку раскачиваться над фотографией умершего человека, оставляя неподвижной над фотографией живого (способность, также приписываемая экстрасенсам); не существует сил, которые заставляли бы мебель подниматься на воздух под пристальным взглядом человека, обладающего будто бы соответствующим даром (столоверчение наравне со спиритизмом, пережившие расцвет в XIX веке, ныне снова входят в моду — опять-таки приправляемые псевдонаучным «экстрасенсорным» соусом)…

Неполнота научного знания тут совершенно ни при чем. Все эти фокусы не имеют абсолютно никакого отношения к науке.

Что касается биополя… Я ни разу не слышал ни от одного из экстрасенсов внятного объяснения, что он подразумевает под этим словом. То ли это электромагнитное поле, создаваемое живым организмом, то ли поле электростатическое, проявление заряда статического электричества, коим все мы насыщены… Всяк толкует слово «биополе» на свой лад, приписывает этому полю те свойства, какие ему заблагорассудится, но при том все делают вид, что говорят об одном и том же.

Чаще всего имеется в виду какое-то особое поле, вроде бы кем-то давным-давно открытое и неведомое одним только «реакционерам», «охаивателям», «Митрофанушкам»… Но вот что пишет по этому поводу авторитетный специалист-физик академик А. Мигдал:

«Вокруг живых организмов существуют физические поля — электрическое, световое, звуковое, — и они довольно хорошо изучены… Нельзя ли предположить, что кроме известных есть еще не обнаруженные физические поля?… Вероятность обнаружить физическое поле новой, еще неизвестной природы в макроскопической области настолько мала, что с ней вряд ли следует считаться».

Тем более вряд ли следует делать вид, что «физическое поле новой, еще неизвестной природы» давным-давно обнаружено, и толковать так и сяк о его фантастических свойствах. Нобелевская премия, полагающаяся за такое открытие, лежит невостребованной в стокгольмском банке.

Примеров того, как деятельность экстрасенсов способна вызывать буквально половодье мистики, приведено, наверное, достаточно. Один экстрасенс предсказал беду, другой пригрозил ею, третий в самом деле будто бы навлек ее на кого-то (во всяком случае, так утверждают «свидетели» — такие, как автор процитированного «гоголевского» письма). Далеко ли тут до паники, до всеобщего подозрения друг к другу? У этого гражданина вроде бы дурной глаз, то бишь «экстрасенсорная» способность прицельно и на большие расстояния посылать пучки «отрицательной» биоэнергии. А вот эта гражданка, едучи в троллейбусе, наверняка облучает с недоброй целью впереди сидящего пассажира: у того стало припекать затылок и разболелась голова… И пошло, и поехало. Вы меня биополем, а я вам в ухо! Вы в меня пучком энергии, а я вас кипятком, кипятком! Есть ли предел в этом скольжении по наклонной плоскости идиотизма?

«Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь…» Школьные премудрости давно забыты. Да и что они, школьные премудрости, если даже некоторые профессора и члены-корреспонденты решили внести посильную лепту в продвижение «переднего края науки и прогресса» (не в прояснение, а именно в запутывание дела). Куда же тут бедным «простым людям»! У многих из нас, особенно у немолодых сердобольных женщин, есть одно — не знаю, такое ли уж непростительное, — свойство: мы готовы в мгновение ока распрощаться со всем материализмом — от Демокрита до Фейербаха — лишь бы только у обожаемого дитяти (супруга, дяди, тети, мамы, папы), не дай бог, не вскочил бы где-нибудь какой-нибудь прыщик. Сон ли приснился, кошка ли перебежала дорогу, экстрасенс ли какой недобрый встретился возле лифта — все вызывает у нас тревогу за благополучие близких.

Обратите внимание: не за наше собственное благополучие. Потому и думаю, что все эти страхи — качество не совсем уж непростительное. Но ведь какова почва для всяческих суеверий и слухов! Это какой-то особый тип психологии.

Так вот, всем нам, у кого есть хотя бы толика ее, не мешало бы сделать над собой усилие, чтобы ее выжать. Не в той, конечно, части, которая заставляет нас заботиться о близких, а в той, которая побуждает в этой заботе терять здравый рассудок.

Человечество слишком дорого заплатило за свое право трезво смотреть на вещи, чтобы отказываться от этого права при первом дуновении ветерка мистики и иррационализма.

С Лабезиной я больше не виделся, но до сих пор мне о ней напоминают, хотя прошло уже несколько лет. Многие из тех, кто прочел письмо Лабезиной в «Литературной газете», обратили внимание на ту часть письма, где она самоуверенно обещала вылечить меня от рака. Предвидя, что найдется немало людей, кто захочет к ней обратиться за помощью, и убедившись после разговора с Лабезиной, что на самом деле никакими лекарскими способностями она не обладает, я изменил в газетной публикации ее фамилию и название города в Московской области, где она проживает, чтобы не рождать у читателей напрасных надежд. Город, однако, вовсе не следовало бы указывать — в этом я убедился вскоре после публикации. В указанный мною город хлынул поток жаждущих помощи от Лабезиной, так что в конце концов начальник городского отделения милиции прислал в редакцию разгневанное письмо: ему надоело отвечать, что жительницы по фамилии Лабезина в городе не имеется.

С просьбой дать точный адрес Лабезиной читатели до сих пор обращаются и ко мне.

Что касается адресованной мне угрозы Лабезиной, все эти годы до меня то и дело доходят слухи, что я нахожусь в больнице в тяжелом состоянии или вовсе умер.

Диагноз на расстоянии

Как-то одна моя знакомая, Галина Владимировна Свечникова, привела ко мне в редакцию молодую женщину, которая, по словам Галины Владимировны, обладает необыкновенным даром диагностики и мало-помалу начинает овладевать даром врачевания.