От Каина
Шрифт:
Рука матери легла на его плечо, а губы коснулись макушки.
– Все хорошо, милый. Тебе нужно поесть.
Она вскользь коснулась его лба, проверяя нет ли жара. Жара не было, но детская рука, поймала ее руку, чтобы тут же отпустить.
Слова благодарности застряли в горле Каина.
– Братик, ты здоров?
– тут же спрашивал Авель.
– Да, все хорошо, - только и отвечал Каин, спешно смахивая слезы, поднимая голову и улыбаясь брату, будто бы ничего никогда не случалось.
Он всегда так делал, не позволяя себе слабину. Было даже сложно вспомнить тот давний случай, от которого пошла эта привычка. Он не помнил, почему чуть не расплакался при всех, но помнил давление этих слез, жесткий взгляд отца и безжалостное
Мать еще раз накрыла на стол, ради старшего сына, а младшему, уже сытому, дала задание:
– Авель, достань из сарая все корзины, хорошо?
Мальчик кивнул и выбежал на улицу, а Ева села рядом с Каином, что устало смотрел в тарелку. Отсутствие аппетита было странным, притом что мальчик каждый день выполнял ту или иную работу, но есть действительно не хотелось, так же как и спать.
– У тебя с отцом что-то случилось?
– спрашивала мягко мать, наблюдая за сыном и не торопя его.
Этот вопрос странно повлиял на Каина. Что-то внутри тут же сжалось, а ком у горла стал еще сильнее, мешая дышать. Вновь захотелось заплакать, но вместо этого он взял ложку и начал есть, думая что ответить. Мать была к нему добра, и хотелось быть с ней честным, но сказать было нечего. Ничего не произошло, просто Каин чувствовал себя уставшим.
– Он опять бил тебя?
Каин отрицательно покачал головой и положил на стол деревянную ложку, так ничего и не съев. В горле стояла тошнота, внезапно ставшая невыносимой. Хотелось бежать и дышать так, словно сейчас ему не позволялось даже это. Он не врал. Отец действительно не бил его, порой только мог больно схватить за ручку или небрежно отмахнуться, но не бил. Иногда мальчику, правда, казалось, что еще чуть-чуть и его действительно ударят, но его лишь ругали. Жаловаться было не на что, и мать больше ничего не спрашивала, только мягко погладила его светлые волосы. От этого касания стало чуть легче, и он все же решился спросить:
– Я плохой человек?
Ева не спешила отвечать. Она просто обняла его и молча гладила по голове, пока не появился младший с радостным объявлением о выполненной работе.
Каин сразу отстранился от матери, быстро выпил прохладную чистую воду, надеясь, что она избавит его от неприятных ощущений в горле.
– Тогда мы в сад, - проговорил он уверенно, - если будет нужна моя помощь, зови.
Ева кивнула, но когда Авель выскочил из дома, спешно произнесла:
– Ты не такой, как мы, Каин.
Уходящий мальчик вздрогнул и обернулся. Тошнота внезапно усилилась, а голова закружилась.
«Не такой, как мы», - звучало для него как что-то самое страшное, что могло стать ответом. Он не мог представить, что кто-то в мире может быть особенным, не таким, и мыслить он будет не так, и чувствовать, но в этом не будет ни греха, ни зла. Для него все это было слишком сложно, зато простой взгляд был ему доступен: если ты не такой - значит, ты неправильный.
Каин только посмотрел на мать, промолчал и вышел, понимая, что говорить ему совсем не хочется. Безразличие стало сильнее прежнего. Еще ночью он был готов молить Бога, а теперь все было ему единым: если он не такой - пусть так, если плохой - хорошо, если от Дьявола - Бог с ним. Он был на все согласен, только бы от него не требовали доказательств.
Он спешил в сад, чтобы обо всем забыть и просто заняться делом. Думать казалось глупым и бессмысленным, впрочем, от сбора плодов пользы тоже было немного, но это занимало руки и остужало голову.
– Ты так и не научился залезать на дерево?
– спросил Каин у брата, который почти догнал его в росте.
Авель вздохнул.
– У меня не получается.
– Если останется время, я попробую тебя научить.
Резко схватившись за одну из веток высокой яблони, Каин исчез в пышной зеленой кроне.
Среди ветвей Каин чувствовал себя так же уверенно, как и на земле. Он с малых лет, залазил на высокие деревья из любопытства, а когда стал старше, делал то же самое, для закрепления ловушки. Он знал, что ловкости мало для дела, нужна еще и сила. Стоило ему завязать веревку, как Адам с земли дергал её, и если она развязывалась, Каин именовался слабаком, спускался, брал веревку, залезал наверх, завязывал, и все повторялось. Тогда Адам недовольно залезал сам, завязывал, спускался, дергал, а она оставалась на месте. В такие моменты Каин чувствовал себя униженным и оскорбленным. Зато когда ему удалось сделать узел, что Адаму не поддался, он чувствовал себя настоящим победителем, но с земли донеслось лишь:
– Слазь быстрее, что ты там возишься?
Сейчас Каин не понимал, почему вспоминал это, но эти старые воспоминания, ободранные в кровь руки и тяжесть в груди, показались ему приятной недосягаемой уже радостью. Те времена мелких достижений приносили ему восторг. Он мог проверить себя, испытать, затаить дыхание и узнать цену своей работы. А что теперь? Тяжело вздохнуть, сесть на ветку и, опустив руки, расслабиться, чтобы после краткого падения повиснуть вниз головой.
Зачем? Просто...
– Собирай пока то, что на земле, только в отдельную корзину, чтобы они не смешались, - сказал Каин брату и тут же схватил корзину, резко подтянулся и быстрым движением взобрался вверх по ветвям, будто невидимая пружина забросила его на самую вершину.
Порыв холодного ветра ударил ему в лицо, но вызвал лишь улыбку. Он сделал глубокий вдох, словно там внизу ему дышалось совсем не так. Отсюда можно было видеть кроны огромных деревьев, над которыми грациозно возвышались огромные шеи с небольшими покатыми мордами. Адам всегда называл этих существ чудовищами и чертовыми отродьями, а все от того, что их массивные челюсти, ломая крупные ветви, нещадно рвали веревки и не позволяли людям зайти достаточно далеко. Каин же видел в этом логичное испытание: если нельзя пройти этот этап, то там дальше будет только хуже. Иногда он пытался придумать другие способы передвижения, но ничего толкового в голову не приходило, а отец бранил его за рассеянность. Теперь же Каин мог легко перейти к работе, продолжая рисовать себе невероятные картины. Он быстро срывал яблоки, ловко скользя с ветки на ветку, а сам представлял, что когда-нибудь он запрыгнет на крепкую спину особенного чудовища и умчится с этой горы в долину, пересечет ее и освоит совершенно другие земли. Может быть, там он не будет «другим»?
С такими мыслями он работал быстрее ожидаемого, не замечая, как машинально меняет корзины и перескакивает с дерева на дерево.
Одно задание сменялось другим. Он починил одну из давно испорченных корзин. Наколол дров. Залатал прохудившуюся крышу сарая и даже заточил ножи для готовки.
– Может, отдохнешь?
– спрашивала Ева, наблюдая, как младший носится бесцельно по саду.
Каин же отрицательно покачал головой и взялся вычищать большой котел, покрытый слоем сажи. Откровенно говоря, он хотел отработать свое позволение остаться сегодня дома и ему это удалось. После котла он с радостью получил большую миску наваристого бульона и с восторгом отломал корку от свежего хлеба. В тот миг сразу вспомнилось раннее детство, когда он так же пробовал свежий хлеб и бежал во двор плескаться в чане с бельем. Он тогда думал, что помогает матери, но откровенно говоря, только разбрызгивал воду, но Ева смеялась и целовала его в лоб, а затем просила присмотреть за братом. Тогда Каин качал люльку с маленьким Авелем и что-то ему рассказывал, болтая, словно на своем языке.