От Камчатки до Калининграда
Шрифт:
На каком, интересно, этаже, вы окончательно положите язык на плечо? На тридцатом? На сороковом? То-то же… Вот вам и «всего» 500 метров! Так ведь это еще – по надежной удобной лестнице с перилами, в тепле и сухости…
В горах, конечно, никаких лестниц не предусмотрено, но упомянутые выше следы вполне можно использовать себе во благо. Вообще, драматизировать ситуацию не стоит – здесь, по-хорошему, часа на два интенсивной работы, прикидываю я. Не больше. И, осторожно ступая по следам предшественников, начинаю подъем по маршруту.
Кулуары – протяженные и довольно крутые корытообразные расселины, тянущиеся от вершины горы к ее подножию – служат естественным путем для схода снежных лавин и скатывания камней. В этом и заключается основная опасность кулуарных восхождений. Во всем остальном это, как правило, довольно удобный и логичный путь подъема. Правда, даже если на тебя ничего не летит сверху, следует быть начеку, чтобы не улететь вниз самому. Поскольку по кулуару могут с легкостью скатываться не только камни и лавины, но и люди. И если, ненароком поскользнувшись на ледовом или фирновом участке, вовремя не затормозить, зарубившись в склон, можно разогнаться в кулуаре так, что последствия будут самыми плачевными. Именно при таких обстоятельствах, за три года до описываемых событий, в Западном кулуаре на горе Сабля (Приполярный Урал) погибла девушка. Правда, ее положение усугубило еще и то, что, не успев воспользоваться ледорубом, она пыталась тормозить «кошками», в результате чего ее развернуло вниз головой. Так она и летела по тому кулуару – из-под вершины аж до самого карового озера…
Вообще, тема нелепых смертей в горах требует особого разговора. Дело в том, что горы, отнимающие людские жизни, выглядят порой весьма безобидно. Помню, во время поездки в Приэльбрусье я очень удивился, когда таблички в память о погибших стали попадаться нам уже на подходах к одному из перевалов! А тот проклятый склон на Собском перевале (Полярный Урал), где в конце октября 1988 года разом погибло пятнадцать человек – разве выглядел он таким уж лавиноопасным? Да и тот случай на Сабле – ходил я потом по этому маршруту – ну, не смотрится Сабля оттуда горой-людоедом! Хотя, если посмотреть с другой стороны, человек на восхождении выглядит столь ничтожно-маленьким по сравнению с Горой, что за него невольно становится боязно. Человек – существо крайне непрочное, много ли ему надо? Упал со скалы камешек размером с телевизор – и нет человека. Дело случая… От погоды, конечно, тоже зависит многое. Однако еще большее, я думаю, зависит от самого человека. Горы – штуки большие и твердые; людям они, по большому счету, враждебны, и панибратство по отношению к себе терпят до поры – до времени.
Памятуя обо всем этом, я старался быть осторожным, и темп восхождения не форсировал. Довольно скоро крутизна склона достигла обещанных сороку градусов и лыжные палки пришлось оставить. В ход пошел ледоруб. Как ни странно, несмотря на возросшую крутизну, лезть стало легче. Дело в том, что возможность контакта со склоном всеми четырьмя конечностями позволила несколько разгрузить подуставшие ноги. Между прочим, сольное восхождение имеет то преимущество, что тебе не надо подстраиваться под чужой темп. И изображать из себя «супера», когда тебе от усталости хочется сдохнуть на месте.
Вскоре цепочка следов, по которым я поднимался, ушла траверсом направо, к маршруту ЗБ. Ладно, будет время – на обратном пути заверну к ребятам, посмотрю, как они там? А пока продолжаю двигаться вверх. Теперь уже приходится делать ступени самому – вчерашние следы почти полностью замело снегом. Темп восхождения несколько замедляется, отдыхать приходится все чаще. Но ничего. По моим прикидкам, половину пути я уже прошел, чувствую себя хорошо, погода шепчет – значит, скоро буду наверху. Главное, не совершить напоследок какой-нибудь глупости. А в целом Лавинный кулуар пока выглядит достаточно гостеприимным. Правда, снег в нем довольно глубокий, но сильных снегопадов в последнее время не было, так что не похоже, чтобы на меня собиралась сойти лавина. Да и, соскользни я вниз, вряд ли по такому снегу улечу далеко. В худшем случае, сломаю себе чего-нибудь, но разбиться насмерть – это вряд ли.
Несколько смущает обозначенная в описании «пробка» в верхней части маршрута. Пролезу ли я там в одиночку? Впрочем, Шура о каких-либо проблемах мне не сообщал. Значит, не так уж все страшно. Да что я, в самом деле, каменюку какую-нибудь не пролезу? Со сдержанным оптимизмом лезу дальше. Что это там впереди? Ага, наверное, та самая «пробка»! Сейчас, подберусь поближе, и тогда уж посмотрим, как ее пройти. Пролезаю еще пару десятков метров, и… Что такое? Неужели – все?!
Так и есть. Я, оказывается, уже почти на вершине. Становлюсь на самостраховку и, задрав голову, осматриваюсь. Кулуар здесь разделяется на три коротких, напрочь забитых снегом крутых рукава, ведущих на вершинное плато Вудъяврчорра. По вертикали до него не больше десяти метров, но попробуй туда вылезти! Сунулся в центральный рукав – бесполезно, снегу там по шею, не пролезть. Левый тоже не внушает оптимизма. Любопытно, а как же выходили здесь на вершину вчера? Пробую пройти правым. Здесь дела идут лучше. Причудливой спиралью он, наконец, выводит меня наверх. Все! Я сделал это! Теперь надо мной только голубое небо, даже легкие облака – и те колышутся где-то сбоку!
Чувствуя себя немножко Рейнхольдом Месснером [4] , одиноко брожу по вершинному плато в поисках тура. В конце концов, так его и не найдя, привязываю записку в пакете к единственному обнаруженному артефакту – громоздкой металлической треноге. Затем расчехляю «Зенит» и, установив его на эту самую треногу, пытаюсь, используя автоспуск, сфотографировать сам себя. Каждый раз затвор срабатывает, когда я еще не успеваю принять подобающую случаю горделивую позу, и вид у меня получается довольно дурацкий (впрочем, узнаю я об этом только дома)…
4
Месснер, Рейнхольд – итальянский альпинист из Южного Тироля, в одиночку покоривший все 14 гималайских «восьмитысячника» – прим. авт.
Вообще-то, у альпинистов не принято подолгу задерживаться на покоренных вершинах – погода в горах вещь переменчивая, да и времени на спуск может не хватить. Но здесь я позволил себе чуть ли не целый час взирать на мир сверху вниз. Чувствовал, что в следующий раз так с погодой мне уже не повезет. Ведь в прошлый раз ни зги не видно было! Ходил, фотографировал, наслаждался пейзажами – они здесь, как я уже говорил, роскошные. Впрочем, с километровой высоты на что угодно смотреть интересно!
Куда ни глянь, кругом красотища! Самые эффектные виды открываются, конечно, на севере – там разворачивается величественная панорама озера Малый Вудъявр и его окрестностей. На востоке, за скальными подковами Вудъяврчорра, просматриваются рудники Кукисвумчорра, откуда регулярно доносятся отголоски довольно мощных взрывов – стало быть, работы там ведутся полным ходом. На юге и западе – там, где вершинное плато переходит в сравнительно пологий спуск – сплошная, залитая солнцем ослепительная белизна; без темных очков в эту сторону сейчас лучше и не смотреть. Даже в очках разглядеть там что-либо сложно, на сплошном белом фоне вдали видны разве что сверкающие на солнце участки оголившегося льда на озере Имандра. Но, все равно, красиво!
Лукавят те, кто говорят, что спуск с горы сложнее, чем подъем. Такое, может быть, еще случается, когда силы на исходе или погода резко испортилась. Спускаться лазанием со скалы по пути подъема тоже проблемно, потому что толком не видно, куда ставить ногу. А во всех остальных случаях спуск-довольно приятное занятие. Бежишь себе вниз, налегая на пятки, а на безопасных участках можно по снегу сотню-другую метров и на пятой точке съехать! Такое у нас частенько практикуется.
Таким, или примерно таким, способом я довольно быстро достигаю ответвления на маршрут ЗБ. Ну, что ж, времени у меня теперь – вагон, можно и до наших «суперов» прогуляться. Иду траверсом, отмечая про себя, что ребята все-таки здорово рисковали подрезать склон. Чтобы подобное не случилось со мной, стараюсь как можно точнее попадать в их следы. Если этого не делать, то склон, как пить дать, окажется подрезанным, и я имею все шансы улететь вместе с оторвавшейся снежной доской – благо, есть, куда лететь! Однако все заканчивается благополучно, и я подхожу к подножию верхней башни маршрута. Почти сразу же замечаю на ней Мальцева и страхующего его Пол Абдулыча. Пролезли они, однако, еще совсем недалеко, так что с ними даже разговаривать пока можно, почти не повышая голоса. Чувствуется, что к делу они решили подойти ответственно и обстоятельно, так что быстрого результата здесь ждать не приходится. Сообщаю им о своем «беспримерном» соло. Они, надо отдать им должное, отнеслись к этому, как к само собой разумеющемуся, тем более, что победителей у нас, как известно, не судят.
Подмывало поведать кое-какие подробности, но, откровенно говоря, чувствовалось, что им там сейчас несколько не до меня: как раз в это время Мальцев пытался пролезть по какой-то обледеневшей трещине. Понимаю, что отвлекать отважных восходителей на разговоры в столь ответственный момент не слишком-то уместно. Тем не менее, интересуюсь, выходили ли они в урочный час на связь с Шурой. «Какое там! – говорят, – Ну, видели, бегал он там внизу, антенну натягивал…» «Да, но он-то вас не видел!» «Знаешь, нам тут на стене тогда совершенно не до рации было!» Охотно верю: «Карат» в плане удобства пользования, далеко не сотовый телефон и даже не милицейские «уоки-токи». И все-таки… Думается, можно было бы и придумать что-нибудь такое, чтобы дать Шуре о себе знать. Это ведь только они могли его увидеть на сверкающих белизной снежных склонах, а ему-то их среди скал нипочем не разглядеть было с такого расстояния! А тут я еще води-ночку на гору поперся… Словом, теперь у нашего товарища определенно появился законный повод для беспокойства, и это было нехорошо. Пожелав покорителям башни вагон удачи, я поспешил вернуться в кулуар и резво побежал вниз, не забыв прихватить по пути оставленные в нижней части маршрута лыжные палки.