От каждого – по таланту, каждому – по судьбе
Шрифт:
И еще телеграмму отправил в ЦК: «Благодарю за двукратную присылку врача, отказался от премии, прошу восстановить Ивинской источники заработка в Гослитиздате». Она жила переводами корейских поэтов, и ему было совестно, что из-за него она лишилась единственного заработка.
Но не спасло это писателя от дальнейшей травли. В тот же день Первый секретарь ЦК ВЛКСМ В.Е. Семичастный облил несчастного Пастернака такими помоями, что даже по прошествии более сорока лет просто пересказывать его речь, не то что цитировать, и то противно.
О. Ивинская вспоминала, как уже в 70-х годах она в купе «Красной стрелы» всю ночь проговорила с М.Л. Растроповичем. Запомнились
31 октября. Выяснилось, что отказ от премии – не главное. Именно после этого отчаянного шага началась подлинная вакханалия бесчеловечности, ибо прекрасно понимали идеологи из ЦК: премия – предлог (ее все равно бы оприходовали), основное – роман, он – зло! Надо отказаться от него: публично, через прессу, да еще Хрущёву в ножки пасть. Будет всё это, прекратим гон, не согласен – узнаешь, почем в стране Советов фунт лиха…
На самом деле в те дни «советчики» из ЦК к Пастернаку не ездили: его добивали советами вконец растерявшиеся от страха домашние да навещавшие его доброхоты. Не последнюю роль в избрании тактики «нужного поведения» сыграла и О. Ивинская. Она сама признала впоследствии, что повела Бориса Леонидовича «по пути малодушия». И расценила эту свою тактику как ошибку. Все верно: слабость, открыто проявленная, только подхлестнула низменные инстинкты писательской толпы.
Но не будем корить слабых женщин. Пастернак за свои поступки отвечал сам. И никто – за него.
Вернемся, однако, к хронологии. В этот день Пастернак пишет покаянное письмо Хрущеву: ни от чего, правда, не отрекся, а лишь подчинился силе. Письмо это составили Вяч. Вс. Иванов, О. Ивинская и А. Эфрон. Пастернак подписал, почти ничего не меняя.
1 ноября вышел еще один номер «Литературной газеты» с подборкой читательских писем «Гнев и возмущение». Главный их мотив: кто он такой? откуда он взялся? мы такого, с позволения сказать писателя, не знаем. Вот Кочетова – знаем, Полевого, Катаева, Щипачева не только знаем, но и любим. А этот откуда свалился?
Привели в действие типично советскую систему: подлинной литературы, которая остается надолго, при жизни писателя практически не знают, зато прекрасно знают то, что уже завтра будет сдано в макулатуру в обмен на покупку других книг.
Писательница Г. Николаева писала не в газету, а лично Пастернаку: «… пулю загнать в затылок предателю. Я женщина, много видевшая горя, не злая, но за такое предательство рука не дрогнула бы». Пастернак, конечно, не оставил женщину без внимания – ответил. Но инстинкт подсказал О. Ивинской верное решение: не отправлять. Теперь это письмо можно прочесть в ее книге «Годы с Борисом Пастернаком».
А тем не менее «общественность» требовала поднять «градус раскаяния». Настояли на еще одном, «принципиально покаянном» письме Хрущёву. То, писанное женщинами, показалось «слабым». Следующее сочинил Д. Поликарпов самолично. Показал его О. Ивинской. Та – Пастернаку. И слова «правильные» добавила. Тот только рукой махнул: подписал, не читая.
Его уже ничто не способно было удивить, кроме… чиновничьего хамства. Виданное ли дело, а главное – непривычное для России: ты пишешь «в инстанции», а тебе не отвечают. Как будто письма опускаются в дырявые еще и снизу почтовые ящики. И еще его угнетало одно обстоятельство: собственно говоря из-за него он и был согласен на все. Знал: жена его –
26 января 1959 г. в дни работы XXI съезда КПСС Пастернак опять пишет Хрущёву: категорически отверг все нападки на роман, все обвинения в свой адрес. Цель письма другая: он – профессиональный литератор и живет на гонорары от печатания своих произведений. А тут почти десять лет жизни ушли в песок, жить не на что, а у него семья. Просит разрешить ему зарабатывать хотя бы переводами.
Разрешил. Спасибо.
Всё! Хватит!
Одно лишь хочется отметить. Если бы знали члены Нобелевского комитета, к чему приведет награждение советского писателя Пастернака, они бы, наверное, еще много раз взвесили – а стоит ли их премия жизни великого поэта.
… В ноябре 1958 г. Пастернак написал свое знаменитое стихотворение «Нобелевская премия», одним ударом послав в нокаут всех, кто издевался над ним. Так обессмертить подлость мог только великий поэт.
Стихотворение он передал иностранным корреспондентам. 11 февраля 1959 г. его напечатала английская газета Daily Mail. Читали его все «голоса». Оно мгновенно ушло в Самиздат. В ЦК вновь всех поставили «на уши».
Я пропал, как зверь в загоне,Где-то люди, воля, свет,А за мною шум погони,Мне наружу ходу нет.Темный лес и берег пруда,Ели сваленной бревно.Путь отрезан отовсюду,Будь что будет – все равно.Что ж посмел я намаракать,Пакостник я и злодей?Я весь мир заставил плакатьНад красой земли моей.Все тесней кольцо облавы,И другому я виной –Нет руки со мною правой –Друга сердца нет со мной.Я б хотел с петлей у горла,В час, когда так смерть близка,Чтобы слезы мне утерлаПравая моя рука.Прошло полгода. Организм поэта отреагировал-таки на беспрецедентный нервный стресс: 6 мая 1960 г. у Пастернака второй инфаркт. Обследование выявило еще лейкемию и метастазы в легких.
С постели он уже не встал.
30 мая Пастернака не стало. «Умолк вчера неповторимый голос», – написала Ахматова.
1 июня в газете «Литература и жизнь» маленький прямоугольник в траурной рамке, а в нем извещение о смерти «члена Литфонда Бориса Леонидовича Пастернака». Думали унизить поэта. Унизили себя.
2 июня Пастернака хоронили в его любимом Переделкино. Народу было не менее трех тысяч человек. В доме играл С. Рихтер, М. Юдина с учениками, С. Нейгауз. У могилы речей почти не говорили. В основном звучали стихи Пастернака.
Помните, мы уже вспоминали слова сэра Исайи Берлина о переживаниях Пастернака: чт'o подумают о нем потомки, – ведь он выжил в их время, не будет ли это означать, что он был с ними.
Пастернак терзался зря – он не выжил, они убили его.