От кутюр
Шрифт:
— Не ты,… - ответила Анна, выдержав осторожную паузу, — Пишут не о тебе…
— Это впервые так, — признал Кевин, и посмотрел на нее серьезно, — выходит, ты серьезная леди…
— Я пишу статьи и работаю на одну правозащитную организацию, — ответила Анна, — думаю, это серьезно…
— Все мои подружки были моделями, — заговорил Кевин несколько растерянно. — Ты другая. Мне это нравится. Чем я могу тебе помочь? Мне хочется…
Анна напряженно улыбнулась и пожала плечами. Не представляя, как возможно связать жизнь Кевина с проблемами
— Я на днях лечу во Францию, чтобы увидеть, как там живут цыгане. Если хочешь, возьму тебя с собой…
— Да, хочу! — уверенно кивнул Кевин.
— Хорошо! Я рада, — подхватила Анна бодро.
Понимая насколько нелепа эта идея, она надеялась, что в решающий момент Кевин сам откажется от нее, не захочет отрываться от привычной обстановки, или променяет правозащитную поездку к румынским цыганам на крутую тусовку.
— Значит, ты на меня не сердишься? — спросил он, обретая прежнюю уверенность в себе.
— Нет, — улыбнулась Анна.
В день их отлета в Париж Анна заехала в офис к Паркеру за письменными указаниями. Пришлось сказать, что с ней летит Кевин. Паркер посмотрел на нее, как на ненормальную и недовольно высказался:
— Послушай, ты летишь на работу или развлекаться с этим парнем? Я знаю, это твоя личная жизнь, но мне неприятно, когда о члене нашей организации вспоминают в связке с ним! Понимаешь ты это или нет?
Анна знала, что Паркер будет против Кевина, и восприняла это спокойно:
— Он просто полетит со мной, как мой спутник За свой счет… Я могла бы не говорить об это вообще…
В Хитроу Анна поняла, что им не удастся «просто» улететь. У терминала аэропорта их ждали папарацци. Шел дождь. Кевин первый вышел из такси, протянул руку Анне. Выйдя, она захлопнула дверь и поправила сумку на плече. Сегодня она надела черную водолазку, серую юбку и замшевый жакет, а на ногах были туфли из блестящей кожи.
Поняв, что ее личная жизнь станет-таки достоянием общества, она тревожно посмотрела на Кевина. Он был необычно строг сегодня; в черном кожаном плаще, в сером костюме, при галстуке. Жесткий взгляд. Влажные волосы. В правой руке держал дорожную сумку, в левой руке сжимал руку Анны.
Быстрыми шагами они направились к входу в терминал. Защелкали фотоаппараты. Кто-то из папарацци, следуя за парой, спросил, есть ли у Кевина работа после скандала с Prada.
— У меня все хорошо! — бросил Кевин, не удостоив взгляда вопрошающего.
— А у твоей подруги? — крикнул еще один. — Мисс, не скажете, куда вы летите?
Анна, вырвав свою руку из руки Кевина, буквально ворвалась в многолюдный зал ожидания. Кевин шел за ней молча. Пока она наконец не обернулась и не спросила:
— Ты не передумал?
— Нет! — упрямо ответил он. И посмотрел на нее своим «фирменным» сосредоточенно-тяжелым взглядом.
— Не смотри на меня
7. "Вас оставили одну"
Над Парижем светило зимнее солнце. Чтобы оно не отвлекало от работы, Анна задернула шторы на окне в номере отеля, где они с Кевином остановились. Он спал. Она сидела за столом, перед раскрытым ноутбуком, писала отчет для Паркера и просматривала фото. Цыгане позировали охотно. Кевин подобрал и нащелкал на удивление удачные кадры.
Визит в цыганское поселение, названное Анной по-русски, табором, произвел на обоих сильное впечатление. Тесные автофургоны и холодные фанерные халупы совершенно не предназначались для проживания стариков, женщин и детей, последних было так много, что Анна поначалу растерялась и затерялась и их шумной толпе. Взрослые и трудоспособные редко имели постоянную работу, занимались в лучшем случае попрошайничеством, но чаще всего доход им приносили проституция и наркоторговля. Целые семьи были вовлечены в криминальные дела. От гостей из Англии цыгане этого не скрывали, и оправдывались тем, что на нормальную работу их не берут из-за отсутствия образования или потому что они цыгане.
Немного привыкнув к шуму и многолюдству, Анна попросила, чтобы ее отвели к главному в таборе. Отвели. Упитанный «барон» Бари жил со своей семьей в автофургоне. Гостей он встретил суровым взглядом, мельком посмотрел на удостоверение правозащитника, ловко раскрытое Анной.
— Ты русская? — по-русски спросил барон.
— Да, — кивнула Анна, — а что?
— У меня есть русские друзья, — как будто бы даже приветливо заговорил мужчина. — Русские хороший народ, честный. — Тут он вытаращился на Кевина, — а он кто…?
— Фотограф, — сказала Анна и неуверенно сняла с плеча небольшой рюкзак.
— Что ты хотела?
— Узнать, добровольно ли цыгане покидают территорию Франции, — отвечая, Анна заметила, как из-за спины барона выглядывает молодая небрежного вида цыганка и изумленными глазами смотрит на Кевина.
Кевин тоже смотрел на нее с интересом. Улыбнувшись, Анна обратилась к цыганке:
— Привет! Как тебя зовут? Я Аня, а это Кевин…
— Это Агния, моя дочка, — барон отступил, пропуская дочь вперед, — она странная, не в себе…
— Ты, — Агния указала на Кевина, ткнув в его сторону пальцем, — красивый…
— Да, все так говорят! — улыбнулась Анна, — но он не понимает по-русски…
— Плохо, что курит травку! — прервала ее цыганка, уставившись на Кевина круглыми черными глазами, — Курит и пьет. Умрет от этого…
— Зачем же так? — смутилась Анна, переводя внимание на барона, — ну так мы можем поговорить?
Барон предложил «пойти в народ» и узнать, насколько серьезны проблемы цыган. Вышли и пошли сквозь тесноту импровизированных улиц на своеобразную площадь, где шумел народ.