От кутюр
Шрифт:
— Арли красноречив и циничен, — заметил Фарнезе. — … Лев в шкуре котенка.
После лекции Шарль взволнованно припал в руке Анны. По его словам, он не знал о ее присутствии на лекции, и счастлив был ее видеть. Фарнезе усмехнулся:
— Знай, ты о том, что мы придем, ты ничего не прочитал бы…
— Да, я смущаюсь, если вижу в аудитории близких людей, — согласился Арли. Анна, желая хоть как-то поддержать Шарля, подцепила его под руку, и они пошли к выходу. За ними невозмутимо двинулся Фарнезе, позволив Анне эту маленькую вольность и дав возможность другу побыть рядом с женщиной, которая ему нравилась…
Два года назад
Робко, неловко, с наивной улыбкой Арли дарил Анне розы, по одной за визит. Она в отличие от покойной Мари не считала цветы ерундой, была женственна, мягка, немного легкомысленна. Себе Арли признался, что полюбил ее именно за эти качества…
Фарнезе, глядя на прекрасные, живущие в белой вазе розы, спокойно признался:
— Арли самый чистый, девственно чистый, в духовном и интеллектуальном плане человек! Я в сравнении с ним, куча дерьма! Будь я тебе отцом или братом, выдал бы тебя замуж за него. Он крепко влюблен в тебя…
— Тебе показалось, — улыбнулась Анна, и почувствовала, как взволнованно участилось биение ее сердца. Дыхание стало шумным и неспокойным.
— Вовсе нет! — Фарнезе видел, как сквозь платье бьется ее сердце. Поймал ее смущенно-бегающий взгляд. И спросил. — Ты не могла бы быть с ним не просто вежливой?
— Зачем? — не поняла и насторожилась Анна.
— Две-три ночи любви выведут его из депрессии, в которую он впал после смерти жены… — пояснил мужчина. — Но учти, это только внешне он похож на пугливого котенка. Внутри него живет лев, думаю, с ним-то тебе и придется иметь дело в постели. Съест тебя всю!
— Не шути так, — горько усмехнулась Анна, — я ведь могу тебя послушаться…
— Сделай одолжение, — он подошел к ней, погладил по щеке. Мягко заглянул в глаза — Я так хочу!
В тот вечер они, включая Арли и Леонору, отправились поужинать в итальянский ресторан «Elistano». Заигрывание Фарнезе с кузиной приобрели провокационный характер, он что-то шептал ей на ухо, обнимал, говорил комплименты. Избалованная графиня живо кивала и с вызовом поглядывала на Анну.
Арли, потеряв аппетит, сидел в мрачном молчании, откинувшись на спинку стула.
Задыхаясь от страха перед предстоящей ей игрой в любовь, Анна едва внятно, с зажатой улыбкой обратилась к Арли:
— Шарль, сейчас еще остались рестораны, где можно танцевать?
— Танц-пол в соседнем зале, — ответил он, оживившись, — однако танцевать под современную музыку не каждый способен. Есть заведения, в которых, например, танцуют танго все подряд!
— Интересно, — теперь уже искренне улыбнулась Анна. Она взяла бокал с красным вином. — Танго! В последний раз я танцевала на школьном выпускном. Столько лет прошло. Дальше одна работа, работа…
— Вы многого добились, иначе не сидели бы сейчас здесь, — утешил ее Шарль своим мягким тихим голосом. — Я думал предложить вам издать сборник ваших статей…
— Вы серьезно? — удивилась и смутилась Анна. — Кому это будет
— Женщинам и мужчинам с традиционными взглядами, поверьте, таких немало. Философ, на которого вы часто ссылаетесь в своих статьях. И в некотором роде даже продолжаете и по-новому интерпретируете его мысли, в Европе востребован! — Ответил Шарль увлеченно, с блеском в глазах, — это всегда будет интересно…
— Анна! — втесался в разговор подвыпивший и распаленный Фарнезе, — Арли знает что говорит, он держит нос по ветру. — Он выразительно постучал себе пальцем по носу. — Чует, как современные идеи разлагаются и воняют. Идеи традиции снова войдут в жизнь людей, хотя бы тех, кто еще не совсем ополоумел…
— Если так, то, конечно, я согласна, — Анна заразилась от него энтузиазмом. Промочила пересохшее от волнения горло глотком вина. Улыбнулась, — я полагаюсь на ваш опыт и авторитет…
— Мы возвращаемся в Италию! — на весь зал воскликнул Фарнезе, поднимая бокал с вином. — Нам нечего больше делать в этом королевстве! Там обо все и договоритесь…. Пока же Анне предстояло «сделать одолжение» Фарнезе, несмотря на всю его абсурдность. Подстегнутая ревностью, она надеялась, что недолговременная интрига с Арли может быть заставит и Фарнезе ревновать.
13. Вульгарное предложение
Рим млел под апрельским солнцем, растянувшись на семи холмах своими историческими улицами с бессмертными памятниками архитектуры, искусства и религии, и современными образованиями с жилыми кварталами, уютными внутренними двориками, магазинами разного назначения, тесными бутиками с приемлемыми ценами, дорогими ресторанами доступными для всех ресторанчиками с хорошей кухней.
Анна пила кофе на ажурном балкончике, увитом домашней зеленью. Смотрела, как соседка с нижнего этажа оседлала свой скутер. Потом, вскинув голову в белом шлеме, махнула ей рукой и звонко крикнула:
— Хорошего дня, Аня! — и привычно нажала на педаль, заводя мотор скутера.
— Хорошего дня, Марсела! — ответила Анна и тоже махнула рукой. Проводила взглядом скутер, который, громко треща, лихо нырнул в арку между домами. Подумала, что хорошего дня опять не предвидится. В лучшем случае, они поругаются с Паоло из-за какой-нибудь мелочи, еще хуже, если он снова оставит ее одну, а сам пойдет по своим «тантрическим» делам и вернется пьяный, в воинственном настроении.
Они жили на тихой улочке, в трехэтажном доме, выкрашенном в приветливый персиковый цвет, с окнами в белых наличниках. Зажатый между домами дворик, выложенный потертой плиткой и заставленный кадками с цветами и кустарниками, был живописным произведением городского ландшафта. Соседи типичные итальянцы, довольные жизнью, крикливые, добрые и небогатые. Фарнезе держался особняком по отношению к ним, не считал нужными говорить с ними.
Но его вполне устраивало местоположение улицы и дома, — до встречи с Анной он время от времени жил здесь, — теперь арендовал еще одну квартиру, потому, что в двух комнатах ужиться с кем-либо он не мог.
Можно сказать, что Анна и Фарнезе ходили друг к другу в гости. Причем он мог прийти в любое время дня и ночи, а Анна должна была ждать «аудиенции». К ней он обычно приходил в плохом настроении, устраивал громкие «итальянские скандалы», подходящие больше какому-нибудь римскому пьянице, чем аристократу. Остывал быстро, просил прощения, даже говорил, что любит.