От легенды до легенды (сборник)
Шрифт:
Злоба на предателя-полукровку была вязкой и скрежещущей, как песок на зубах. Она требовала утоления. Дай Экард себе полную волю, и переводчик уже был бы мертв. Однако коменданту пришлось поступиться собой — потому что со смертью Дейгена у него не оставалось никаких шансов покончить с летучим отрядом.
Разумеется, Экард отрядил людей в засаду, едва только Дейген был арестован. За бумагами должен прийти связник. Из леса прийти, из летучего отряда. Не стал бы Дейген таскаться в лес, всякий раз рискуя быть обнаруженным, будь у него на связи кто-то из местных! Или местный связник у него все-таки был, и это не переводчик, а его сообщник оставлял бумаги в пещере? Может, и так… но тогда тем более надо поскорей организовать засаду! Если между Дейгеном и летучим отрядом нет посредников,
К сумеркам комендант вымотался и взмок так, что ему пришлось сменить рубашку. Дейген терял сознание дважды. А толку никакого.
Когда Дейген потерял сознание в третий раз, вернулась группа захвата. Или, точнее, то, что от нее осталось.
Глядя на двоих израненных людей в грязных окровавленных лохмотьях, еще утром бывших щегольскими мундирами, Экард только зубами скрипел. Похоже, тупость туземцев заразительна. Или это в здешнем воздухе носится какая-то гнусь, от которой разум превращается в свою противоположность? С таким треском провалить задание — это еще суметь надо!
Группа захвата под водительством туземца отправилась в пещерку. Проводник из Моллега вышел аховый. Шел, как к себе домой, не таясь. Ну ладно, у него соображения нет — а остальные куда смотрели? Себе под ноги, чтобы не поскользнуться? И пусть эти двое не уверяют, что шли тихо, — это по их меркам, может, и тихо, а на самом деле наверняка и ветками сухими хрустели, и сапогами топали, и переговаривались! Нашумели на весь лес. А может, и не нашумели. Может, треклятый переводчик тайный знак для связника оставлял, примету — мол, все чисто, а эти остолопы ее ненароком и задели. А может, даже и не они задели, а туземец ее порушил, когда в первый раз в пещерку лазил. Одним словом, не засаду группа захвата устроила, а ловушку. На себя самих ловушку. Замечательно придумали — поджидать связника в пещерке. Что значит — а больше там спрятаться негде? Что значит — часового укрыть негде? А если подумать? Да, именно подумать, а не лезть скопом в эту самую пещерку! Замечательный план, нечего сказать — вот зайдет связник в пещерку, тут-то мы его и скрутим! А связник и не подумал заходить в пещерку. Подобрался тихо, неслышно, понял, что внутри засада поджидает, мог бы и уйти незаметно, как пришел, да видно, решил противника за спиной на всякий случай не оставлять. Запальный фитиль поджег да ручную бомбу внутрь и закинул. А разлет осколков у нее такой, что половину засады сразу насмерть посекло. Кое-кому, впрочем, и просто камнем по голове досталось — ну не предназначена пещерка для того, чтобы в ней бомбы рвались! А кого не убило и не засыпало, тому явно соображение поотшибало, если сдуру из ловушки наружу полезли, чтобы либо пулю пистолетную, либо удар ножом схлопотать. Только двое и уцелели — израненные, контуженые. Пока очнулись, пока из-под завала кое-как выгреблись, связника и след простыл.
Отправить двоих остолопов под трибунал всегда успеется. С этим можно и повременить. А вот с Дейгеном миндальничать некогда. Не на дни счет идет — на часы!
Задним умом все крепки. Знать бы заранее, что связник заявится сегодня, Экард бы не засаду на него устраивал, а собак по свежему следу пустил. А теперь локти кусать поздно. Все нити, ведущие к летучему отряду, оборваны в одночасье, одна только и осталась — Дейген. Последняя, хитрым узлом завязанная…
Незадолго до рассвета Экард окончательно убедился, что ниточка эта скорей порвется, чем развяжется. И допустить такой исход он никак не мог.
Вот тогда его и осенило.
Не подобает офицеру победоносной эгерской армии быть суеверным. И все же мысль о том, что наитие снизошло к нему
Отдавая приказ к полудню согнать туземцев на показательную экзекуцию, Экард не сомневался — его ждет удача.
Эттеру из чердачного окна комендатуры был виден только его затылок. Эгер стоял к комендатуре спиной, широко расставив ноги. Эйтье представил мысленно, как он кидает нож, как тяжелое лезвие вонзается в эту ненавистную спину… он бы нипочем не промахнулся! Кто угодно, только не он. Проклятый дей Гретте заплатил бы за все сполна. Вот только потом эгеры за коменданта поквитаются, и не с одним только Эйтье. За эту тварь в погонах расстреляют не меньше полусотни. Только поэтому он до сих пор землю топчет. Но как бы хорошо вошел нож между лопаток, обтянутых черным сукном мундира!
Вот только Дейгена это не спасет и не вернет…
Просочиться втихаря в комендатуру в надежде на некий неясный ему самому случай Эттер все-таки сумел. Но на этом его удача и закончилась. Ну не считать же везением то, что он ухитрился остаться незамеченным! Ведь ему так и не удалось подобраться к Дейгену. Эйтье надеялся, что успеет хотя бы разузнать что-нибудь за ночь — должны ведь и эгеры когда-нибудь спать. Надежды его пошли прахом — допрос длился до утра, а утром комендатура наполнилась звуками шагов и голосами, и Эттер едва успел улизнуть и затаиться на чердаке. Наступал день — а значит, если Дейген еще жив, он получит передышку. Не все же коменданту арестованного мордовать. А кому попало он своего бывшего переводчика не доверит, это ясно, иначе сделал бы это раньше и отправился на боковую. Нет, показания он из Дейгена хочет выбить сам. Кровоглот. Живодер. Но для Дейгена это означает передышку. И если Эйтье очень повезет, он сумеет тем временем…
Он не сумел ничего.
Эттер беззвучно ахнул и закусил костяшки пальцев, когда Дейгена выволокли на площадь.
Боги всемилостивые… как же его отделали!
Наверное, это можно назвать лицом. Наверное. Точно так же, как эти окровавленные лохмотья можно назвать одеждой. Дейген, всегда такой подтянутый, аккуратный до щегольства, терпеть не мог нерях и неряшливости, Эттеру от него вечно перепадали выговоры за изгвазданную рубашку или растрепанные волосы. А уж сколько раз Дейген отчитывал его за кляксы и помарки в тетради — не говоря уже о позабытых домашних заданиях…
На глаза навернулись слезы. Дейген, какой же ты все-таки гад… ну почему, почему ты не говорил, что ты герой, — я бы эту твою математику знаешь как учил бы!
Дейген каким-то непостижимым образом все еще держался на ногах, однако силы его явно были на исходе. Но рядом с ним все равно торчали охранники — двое дюжих мордоворотов, готовых в любой момент выхватить оружие. Эттера замутило от вновь прихлынувшей ненависти. Мразь трусливая, вот они кто! Дейген чуть живой, руки у него за спиной связаны — а эта погань все равно его боится!
При виде Дейгена толпа колыхнулась на месте — и снова замерла, когда комендант поднял затянутую в перчатку руку.
Сделалось так тихо, что Эйтье невольно затаил дыхание, словно бы там, внизу, его могли услышать.
— Переводи, — коротко бросил комендант патрульному из местных.
Вот уж по кому петля плачет горючими слезами, так это по таким прихвостням. Но эта вошь живет — а Дейген…
— Этот человек, — начал комендант, то и дело останавливаясь, чтобы патрульный мог вникнуть в сказанное и перевести, — виновен в шпионаже. Он передавал сведения бандитам из летучих отрядов.
Если все-таки бросить нож в спину коменданта, он умрет. А спустя мгновение на площади начнется бойня…
— Он должен быть казнен по законам военного времени. Однако у него наверняка есть сообщники, которых он не пожелал назвать.
Комендант сделал паузу.
Эйтье замер. Он не мог понять, зачем комендант это говорит. Не мог понять, почему комок подступает к горлу…
Почему комендант держит в руке часы.
Эттеру было отчетливо видно, как играет солнечный луч на золотой крышке часов. Как комендант щелчком откидывает крышку и смотрит на циферблат…