От легенды до легенды (сборник)
Шрифт:
— Есть, — сказал он удовлетворенно, — в метре от центра, как в инструкции! В остальных трех проходах такие же должны быть…
— Какие? — спросил я.
— Такие же мощные заряды, чтобы от любого из них все четыре штабеля сдетонировали. Наверняка еще и на подходе десятка два противопехоток стоит. Но мы с тобой уже на почву почти не давим, вот и прошли спокойно. Я знаешь что подумал… — Он прервал разговор и поднял руку.
Издали донеслись детские крики. Мальчишки! Услыхали взрывы на завалах и решили посмотреть, что происходит.
— Вот же невезуха! — стукнул себя ладошкой по лбу Федя. — Рвем эту дрянь немедля, пока они еще далеко!
— Чем?
— А голова на что?
…
— Ну? Неужели не понял? Ты берешь меня за ремень, переворачиваешь и бьешь головой об детонатор. Должно сработать! Только ты уж со всей силы лупи, не деликатничай!
До меня наконец-то дошло. А что? Может получиться.
— А почему я тебя?
— Инерционная масса у меня больше. Быстрее, давай!
Я ухватил Федю за пояс и перевернул. Да, весу в нем сейчас немного. Но уж всяко побольше, чем во мне. Что ж, посмотрим, так ли крепка его белобрысая черепушка, как мне кажется. Удар, щелчок, взрыв… И мы взлетели к самой макушке высохшей березы, стоящей в середине крестообразного прохода. Очевидно, ее в свое время оставили, чтобы крепить тенты, растягиваемые в дождь над штабелями. На пару секунд мы зависли в воздухе, затем медленно поплыли вверх.
Неужели? Он нас простил!
Я глянул вниз и непроизвольно ухватился руками за высохшие ветки. Недаром взрыв показался подозрительным. Покосившиеся штабели ящиков стояли под нами в быстро тающем облаке пыли. То ли отсырела мина за мирные годы, то ли ее саботажники из Сопротивления делали.
А голоса ребятишек меж тем слышались все отчетливее. Рядом со мной за ветки пытался ухватиться Федя.
— Господи, — шептал он, — ты хорошо подумал? Мне еще, наверное, рано отсюда уходить! Ну опусти меня на землю… на полчаса всего. А потом, куда скажешь: хоть в рай, хоть в ад! Слышь, скотина небесная! Я к тебе вежливо обращаюсь…
А что? Он хорошо придумал! Вот только что толку просить? О грехах своих напомнить нужно!
— Попадью вдовой оставил, детишки осиротели! — стал перечислять я те грехи, которые не упоминались в обвинительном заключении. — В пионерах состоял, пока за курение не выгнали. Мимо церкви проходя, почти что ни разу не крестился. Да меня, чтоб ты знал, в комсомол чуть-чуть не приняли перед самым призывом…
Ветки скользили в исчезающих ладонях. Спускаться вниз по ним не получалось. Чтобы просто удержаться на месте, приходилось все быстрее перебирать руками. Меня неудержимо тащило ввысь. Рядом пыхтел и корчился Федя. Ему тоже приходилось несладко.
— Да что же это делается? — завопил вдруг он, как паровозная сирена. — Добром же просят, тормозни! У тебя там наверху что, память отшибло! Забыл, что я почти пять лет служил власти сатанинской? В войне неправедной участвовал? Добровольно! Без принуждения! Ты это все забыл?
«Да что он несет, кретин несчастный! — промелькнуло у меня в голове. — Войну бы уж лучше не трогал! Она у нас самая что ни на есть справедливая, это мне и в чистилище сказали! Его ж сейчас ураганом вверх потащит!»
— Твою мать! — сменил пластинку мой сосед по сухостойной макушке. — Сколько можно in den Wolken schweben? [119] У мальчишек там жизнь an einem Harchen hangen! [120] Scheisse! [121] Arsch! [122] Что же теперь делать, Donnerwetter? [123]
А вот это я уже понял! Доннерветтер? Я-то думал, он по латыни с Господом решил пообщаться, на родном его языке, так сказать!
119
Витать в облаках (нем.).
120
Висит на волоске (нем.).
121
Дерьмо (нем.).
122
Задница (нем.).
123
Черт возьми (нем.).
— Ах ты, немчура поганая! — заорал я на этого гада. — Форму нашу одел [124] , человеком прикидывается… Да я тебя сейчас…
Рванулся, а руки-то заняты! И выпустить из них ветки никак невозможно. Тут же улетишь и… ага, привет, ребятишки! Вечная вам память! Но я извернулся и ногой по голени ему попытался засандалить. Да уж больно злой был, видно… Промахнулся я. Впервые в жизни промазал. В ствол березы угодил со всей своей сибирской дури.
Хрустнуло там что-то под моей ногой, и стала макушка в сторону клониться.
124
Автор знает, что «надел», но сибиряки обычно говорят именно так.
— Молодец, Серега! — кричит этот, как его там на самом деле зовут…
И хрясь в то же место обеими ногами. Макушка совсем отломилась и полетела. Как парашютик, толстым концом вниз.
— Выравнивай! — орет этот придурок. — В детонатор концом целься! Ты же снайпер у нас! Ну!
— Так не дергай резко! — отвечаю. — Придерживай слегка! Не боись! Второй раз — не промажу!
И я попал! Теперь рвануло так, что мы оба взмыли вверх праздничными ракетами. Похоже, все четыре штабеля сдетонировали одновременно. Пылища поднялась… Мальчишки с перепугу на землю попадали. Я так и обмер, не ранило ли кого. Но нет, быстро вскочили и припустили прочь от места взрыва. А еще я успел заметить, что справа километрах в десяти грузовик на дороге тормознул. Из него высыпало человек пятнадцать в серых шинелях, и все они двинулись в нашу сторону. Значит, уцелевшие мины тоже скоро обезвредят. Вот и чудненько!
Затем я вписался в облако и некоторое время летел в окружении прохладного шевелящегося пара. Потом снова чистое небо. И здесь я опять увидел его.
— Как там тебя? Фридрих? Фредерик?
— Федор я. Федор фон Левински. Первый батальон 800-го полка «Бранденбург». Погиб вместе с девятой ротой третьего батальона того же полка в октябре 41-го на Истринском водохранилище.
— А что не со своими? Почему к нам прибился?
— Это долгая история. Меня свои застрелили. Так что, вроде как получается, я на этой стороне погибший.