От Ленина до Путина. Россия на Ближнем и Среднем Востоке

Васильев Алексей

Во что обошлись военные поставки Советского Союза в страны Ближнего и Среднего Востока, также остается неясным. Нет даже несовершенной официальной статистики. Мы не знаем ни истинных сумм кредитов, ни стоимости оружия, ни того, что передавалось бесплатно, ни того, какие военные долги списывались. Мало того: любая попытка сопоставить цену на оружие с ее общественной стоимостью обречена на неудачу из-за совершенно нереалистичного соотношения цен, сложившихся в межотраслевых и внутриотраслевых поставках.

В военные отрасли советской экономики направлялось больше вложений и ресурсов, квалифицированной рабочей силы. Были выше качество материалов, надежнее сроки поставок, выше технология. Так как все это делалось за счет гражданской (прежде

всего легкой) промышленности, за счет уровня жизни населения, то отвлечение капиталов и фондов от легкой промышленности и сельского хозяйства также нужно было бы учитывать при определении стоимости продукции тяжелой и военной промышленности.

Естественно, что любые цифры при этом выглядят сомнительными. Контроль за ними был полностью утерян. Поэтому оценить убыточность или прибыльность военных поставок ближневосточным странам для советской экономики очень трудно, хотя можно предположить, что торговля оружием была все-таки выгодной.

За редким исключением СССР поставлял не самые последние модели военной техники. На складах хранились большие запасы всех видов оружия на случай большой войны. Они морально устаревали и нуждались в регулярном сбросе. Но и новейшие образцы было выгодно продавать, так как их производство означало более полную загрузку оборонных предприятий. Наконец, решения о поставках вооружений выполнялись легче, в частности, потому, что в условиях нарастающего паралича советской системы управления военная промышленность действовала более эффективно, чем другие.

В коммерческих валютных ценах международного рынка могут быть сопоставлены похожие виды оружия, например танки советские и американские или МиГ-21 и «Мираж». В текущих конкурентных ценах, сравнимых с западными, это будет одна цифра. В рублях – абсолютно другая. Если учитывать способы и сроки выплаты – третья. Если принимать во внимание платежи местными товарами, которые неконкурентны на международных рынках, – четвертая.

Советский Союз обеспечивал в середине 80-х годов более сорока развивающихся стран оружием, но с середины 70-х годов более 90 % оружия направлялось в Ливию, Сирию, Вьетнам, на Кубу, в Алжир, Ирак, Индию, Эфиопию и два Йемена¹⁴⁷. Поставляя некоторым странам, например Сирии, Ираку, Ливии, усложненное оружие, которое могло поддерживаться в рабочем состоянии и использоваться только с помощью советских техников, СССР обеспечивал в них присутствие значительного числа своих военных специалистов¹⁴⁸.

От прорыва в западной торговле оружием в 1955 году, когда была заключена первая сделка с Египтом, до превращения в главного поставщика оружия в «третьем мире» – таков был путь, проделанный Советским Союзом за тридцать лет. Конечно, это давало кое-какое политическое влияние. Это означало также, что СССР мог поднимать на более высокую ступень региональные конфликты и не позволять им завершаться в пользу союзников США. Число затянувшихся конфликтов с ничейным результатом в 70–80-х годах росло. Впрочем, за ними отнюдь не всегда стояли интересы США или СССР, как продемонстрировали ирано-иракская война или конфликт, гораздо более мелкий, в Западной Сахаре.

Советское оружие шло главным образом тем, кто по внутренним соображениям выступал против США. Сейчас, пожалуй, невозможно определить, каким интересам СССР – политическим, государственным, идеологическим – отвечали поставки оружия в таких количествах Южному и Северному Йемену, Сомали, а затем Эфиопии, Сирии и, конечно, Ираку и Ливии.

Возможно, что советское военное командование просто заранее создавало склады оружия для своих войск, которые могли бы быть переброшены сюда в случае будущей большой войны. Видимо, горы американского оружия в Иране или Саудовской Аравии частично были предназначены для тех же целей. Но все это было из мыслей о немыслимом – о мировой войне.

Автор¹⁴⁹.

Поведение и взгляды людей определяются, в частности, их опытом, особенно опытом, приобретенным в критических ситуациях. Было ли это характерно для наших военных в их отношении к Ближнему и Среднему Востоку?

Ю.Н. Черняков. На сто пятьдесят процентов. С южного направления, как бы то ни было, нам угрожали и американский флот в Средиземноморье, и английские базы, и американские базы. А военные должны были думать по-военному. Опыт Великой Отечественной войны, конечно, сидел в каждом. Например, в Гречко. Он командовал 18-й армией под Туапсе. Он был хорошим командующим. Мир переменился, военная стратегия приобрела глобальные масштабы, появилось ракетно-ядерное оружие, а в его голове сидел Туапсе. Психология военного той, да и не только той войны состояла в том, чтобы получить военное преимущество, палку потолще – а у палки два конца.

Милитаризация дружественных режимов – будь то на антиамериканской или антисоветской основе – означала милитаризацию политики, то есть превращала использование военной силы в возможный политический выбор, а тем самым подогревала конфликты. Об этом говорят все межгосударственные и гражданские войны, произошедшие в регионе. И вряд ли объективные наблюдатели возложат за них вину порознь на СССР и США. Но трагедия СССР, шедшего по пути экономического упадка, заключалась в том, что поставки оружия становились главным, иногда единственным средством его политики. У США же был широчайший набор других средств, начиная от поставок продовольствия и кончая прямой финансовой поддержкой, чего не мог позволить себе Советский Союз.

Те режимы, которые осуществляли безудержную милитаризацию, получая иностранное оружие, как правило, шли по пути укрепления авторитарной власти, в лучшем случае притормаживали трансформацию политических структур в сторону большей демократии, игнорировали необходимость создания нормальной функционирующей экономики, в худшем – осуществляли жестокие репрессии. Чрезмерные вливания оружия со стороны СССР и США в ряд стран региона превышали уровень законных интересов обороны, подрывали элементы гражданского правления, создавали перекосы в сторону военного комплекса. Создание крупных вооруженных сил, даже если они получали оружие фактически бесплатно, подрывало хрупкие и недостаточно развитые экономические структуры, отвлекало из гражданских отраслей самые квалифицированные кадры. Так было с Гамалем Абдель Насером и шахом Ирана, Сиадом Барре в Сомали и Менгисту Хайле Мариамом в Эфиопии. Политический цинизм и иррациональность конфронтации заключались в поддержке Советским Союзом любого режима, заявлявшего о своем «антиимпериализме», и соответствующей поддержке Соединенными Штатами режимов, декларировавших «антисоветизм» и «антикоммунизм».

Гонка вооружений на Ближнем и Среднем Востоке не привела ни к увеличению безопасности, ни к миру. Войн стало больше, они стали более кровопролитными, стабильность оказалась расшатанной, физическая безопасность людей уменьшилась.

(Впрочем, как показало сохранение гонки вооружений после окончания холодной войны, у милитаризации внешней и внутренней политики стран региона имелись и имеются глубокие корни.)

Многие лидеры стран Ближнего и Среднего Востока для укрепления своих внутренних позиций нуждались в образе внешнего врага и – предпочтительно – в военной победе над этим врагом. Имея преувеличенное представление о своей военной мощи, они рассчитывали на нее и нередко шли к катастрофе или в лучшем случае к военной неудаче. Пример такого использования американского оружия – поведение шахского Ирана. Но факты говорят о том, что революционно-авторитарные режимы, получавшие в основном советское оружие, действовали таким образом гораздо чаще.