От мужского лица (сборник)
Шрифт:
«Здравый смысл — это багаж стереотипов, приобретаемых к определённому возрасту. В нас всех с детства вдолбили «истину» о том, что есть вещи совершенно невозможные. Но всегда находится тот, кто во время уроков смотрел в окно и не слушал. Он единственный свободен творить чудеса».
Один раз ей даже показалось, что она наконец влюбилась, но… объект влюблённости ушёл из её жизни так же, как и пришёл — внезапно, случайно, низачем. Сломал привычный распорядок, поселил в стенах запах, сначала такой близкий и желанный, а потом агрессивный и чужой. Ушёл, оставив пустоту и единственное желание —
А через некоторое время на последней странице блокнота, исписанного по этому поводу признаниями, страстью, болью и пеплом её души, появилась строчка:
«В книгах пишут о безумной любви, а в реальности торжествует истерика…»
Но однажды случилось то, что не оставило камня на камне от её предыдущей жизни, стерев за короткий срок из сердца и мыслей не только все воспоминания о деталях, но даже веру в то, что это действительно была ЕЁ жизнь…»
«В тот день, придя с работы, Маша вдруг, ни с того ни с сего, что было для неё характерно, решила приготовить себе ужин. Надо сказать, что обычно она очень редко ела дома — не любила долго находиться одна. Знаешь, иногда общество других людей нужно не потому, что ты не можешь без него обходиться, а потому, что не хочешь, чтобы твои собственные мысли долго оставались наедине с тобой.
Но сегодня она ещё с середины дня вознамерилась вкусно пострадать, позволив тем самым мыслям терзать её, как им заблагорассудится. А для этого была необходима обстановка, призванная поддержать и усугубить это состояние.
Так что, смешав водку с вермутом один к одному — для воодушевления, Маша принялась за изготовление салата. А когда тот был готов, она присела перекурить, вновь наполнив опустевший стакан. Незатейливые действия всегда вызывали у неё в душе ощущение комфорта. Вот и сейчас, закурив, Маша попыталась представить, как она поджарит немного мяса, но картинка почему-то не принесла ей должного удовольствия. Тогда она решила ограничиться консервированным эквивалентом. Сотворять из еды культ не было в её правилах. Да и не в еде как таковой было дело.
Докурив, Маша достала банку и консервный нож. «Как они управляются с этими железяками?» — думала она, имея в виду мужчин. Тем всегда было проще вскрыть десять таких банок, чем помыть одну тарелку. Видимо, даже в этом они находили клочки чувства собственного достоинства — читай «превосходства». «Никак не могу запомнить, какой частью надо прикладывать, а на что нажимать?» Она сильно надавила на рукоять, но… вместо того чтобы проткнуть тонкую крышку, нож вывернулся из-под руки и полоснул по указательному пальцу…
На глазах у Маши тут же выступили слёзы. Не от боли, нет. А от безумной жалости к себе вперемешку со злостью. «Конечно! Размечталась! Ты банку-то открыть не можешь! — яростно шипя, утирая рукавом глаза и облизывая окровавленный палец, думала Маша. — Вот останешься одна на планете с этой железякой и вагоном консервов — и сдохнешь от голода! Живут же другие как-то одни и не чувствуют себя ущербными! А я как дура последняя! Не могу больше! Не могу!»
Допив
Кровь продолжала идти, и Маша, попеременно меняя руки, чтобы не запачкать аппарат, набрала по памяти номер…
— Олег, Олег! — чуть не закричала она, услышав характерный щелчок соединения.
— Это не Олег. Но если я могу вам чем-то помочь, и вы позволите… — незнакомый голос.
— Извините, я, наверное, не туда попала, — она уже была готова отправить телефон вслед за консервной банкой.
— Как знать.
— Что вы имеете в виду?…
Если разговор с незнакомцем продолжается больше нескольких секунд, бросить трубку уже не кажется естественным.
— То, что обычно в трудных ситуациях мы звоним тем, на кого можем рассчитывать, правильно?
— В общем, да, — ответила Маша нерешительно.
— И, как правило, потом выясняется, что рассчитывали мы совсем не на то, что они смогли бы или были готовы нам дать, да?
— Ну-у…
— Да или нет?
— Наверное, да.
— Опустим «наверное».
Непонятно почему, голос незнакомца начинал завораживать.
— Вы позвонили, но не рассчитывали на то, что это буду я. Так возможно, я и есть тот, кто сможет дать то, что вам сейчас действительно необходимо? Вам очень плохо сейчас? — Прямолинейный откровенный вопрос застал Машу врасплох. — Можете не отвечать. Если вместо «таблетки» в виде бывшего любовника, друга «по вызову», коллеги или ещё кого-нибудь в этом роде вам вдруг подворачивается совершенно незнакомый человек, с первых же слов проявляющий к вам интерес, значит, вам не просто плохо. Значит, вам очень плохо и, видимо, уже давно. Иначе бы зачем судьбе выделывать с вами такой фортель? — незнакомец сделал небольшую паузу. — Так что сделайте милость, прежде чем положить трубку, — скажите мне номер вашего телефона. Я обязательно позвоню вам завтра. Моя фамилия — Горохов. И я живу в Городе… впрочем, если моё чутьё меня не подводит — я живу в ДРУГОМ Городе. И… — могло показаться, что он смутился на мгновение. — Не пейте сегодня больше.
— Откуда вы знаете, что…
— Я волшебник, — весело ответил он, перебивая. — И если вам всё ещё есть, чем говорить, то я уже приготовил, чем записывать. Детская память, знаете ли: отвлекусь — и пиши пропало. Вот и пишу, чтобы не пропало. Ну, так я слушаю. Диктуйте номер…»
— То ли мама специально избегала называть этого человека по имени, то ли я по простоте своего восприятия не обращала внимания, а только так он и остался в моей памяти Гороховым, — Маша прикурила и продолжила.