От мужского лица (сборник)
Шрифт:
И то ли память людей была недостаточно хороша, то ли воображение недостаточно развито, только они и представить себе не могли времена, когда всё было иначе. Но именно оттуда, из ещё более далёкого прошлого, о котором даже говорить сейчас трудно, таким неясным и непонятным оно кажется, именно оттуда и пришла легенда о Стене. О Стене, древней как сам Мир…»
— На этом месте мамин рассказ прервался. Это был первый из долгой череды таких вечеров, и поэтому я хорошо его помню до сих пор. Я долго не могла заснуть и всё думала: «Если в мире бывают такие чудеса, то о чём тогда может рассказать древняя легенда?! Такая древняя, что при одном взгляде на неё можно
— Нисколько. Тем более что ты, похоже, такой и осталась. — Маша внимательно посмотрела на меня, но промолчала.
— Давай-ка ещё по глоточку, — предложил я, немного смутившись от незнакомого доселе чувства. Я плеснул в стаканчики, и мы выпили.
— Странный какой-то выходит сюжет у этой истории, — сказал я через минуту. — Ты не находишь? Некоторую схожесть: стена — это барьер, барьер — это порог, порог — это…
— Если ты сейчас углубишься в рассуждения, — перебила меня Маша — то, зная твою любовь к созерцательному типу размышлений, можно предположить, что конец истории тебе придётся дослушивать уже дряхлым стариком.
— А ты? — Мне не удалось избежать ответной иронии.
— Я?! Ах ты, мерзавец! Разве ты не знаешь, что я буду вечно молодой! — Надо признать, ей удалось отвлечь меня от навязчивого желания порассуждать на тему совпадений. Я готов был слушать дальше.
— Так вот… Что хотела сказать принцесса? Принцесса хотела сказать, что её нисколечко не затруднит продолжить свой рассказ, если вредный дряхлый старикашка готов продолжить просто слушать. — Маша вопросительно посмотрела на меня.
— Старикашка готов.
— Вот и славно. Кстати, ты ничего не сказал по поводу «принцессы»! Ладно, я прощаю тебя. Просто так меня называла мама, когда хотела сказать что-то особенно важное. Она пыталась объяснить мне сначала, кто такие эти принцессы, но я не совсем понимала. Хотя кое-что, как мне теперь кажется, улавливала… — на секунду она задумалась. — Как ты считаешь, я Принцесса?
— Без сомнения.
— Значит, ты знаешь, кто они такие?
— Боюсь, что так же, как и ты, — на уровне ощущений. Но они подсказывают мне сейчас, что принцессы должны были быть в точности такие, как ты.
— Я всегда это знала! — В полумраке мне показалось, что Машино лицо засветилось. — Ведь совсем не главное знать что-то досконально, правда? Иногда можно просто довериться внутреннему чувству… Ладно, потом. А то я собьюсь… В общем, следующий день я провела, выдумывая истории одна страшней другой. Как я уже говорила, одно слово «древность» в моих фантазиях к вечеру превратилось во что-то совершенно недоступное моему разуму. Так что если мама по каким-то причинам не смогла бы рассказывать мне свою историю дальше, то я наверняка сошла бы с ума. Но ничего не приключилось, и вечером, свернувшись калачиком под одним с ней одеялом и закрыв глаза, я приготовилась слушать продолжение.
Странное, гипнотическое воздействие произвели на меня слова, с которых мама начала свой рассказ в тот вечер:
«“…никто и ничто, два из одного; не достигнет другого; будет вечною стена; но будет познана слабостью; и всё станет вновь; и змея проглотит свой хвост; и будет…” — гласило древнее пророчество, оставленное человеком, чья судьба осталась неизвестна.
Говорят, когда-то в одном из Городов была найдена книга, все поля которой были исписаны подобного рода текстами. А вместо подписи внизу каждой страницы, рядом с её номером, стояло: «Откровения Шута Горохового». Упоминание о Стене
Правда, что означало словосочетание «шут гороховый», досконально истолковать так и не удалось. Поэтому со временем все стали говорить просто: «Пророчество Шута».
В трактовке современности смысл этого странного текста был переведён толкователями так: «Никто из жителей одного из двух Городов не достигнет другого. И пока будет Ветер — будет существовать и Стена. Пока слабые, но упорные усилия людей не приведут к познанию её природы. Так было и будет всегда, пока Спираль Вечности цикл за циклом поглощает саму себя».
Знай — всегда есть люди, склонные больше доверять древним легендам и пророчествам, нежели современной науке. Они и настаивали на том, что необходимо постижение Стены как философской категории. Как нематериальной сущности, оказывающей влияние на человеческие чувства — создавая иллюзии у людей, пытающихся преодолеть её. В результате чего человек, ведомый ложными представлениями, просто плутал, пропадая навсегда, или возвращался, влекомый инстинктом самосохранения, к исходной точке своего путешествия, то есть в СВОЙ Город. И так получилось, что в том Городе, где жил Философ — друг Математика, таких было большинство. И как-то так повелось издавна, между собой, сначала в шутку, а потом по привычке, люди называли его «Городом философов».
Философы считали науку кладбищем гипотез и утверждали, что Ветер влияет не только на физическую составляющую жизни людей, но и на ход их мыслей и чувств, в которых тоже наблюдались циклические процессы. И обыкновенные жители привыкли думать, что коварный Ветер — это Рок, а Стена — напоминание людям о пределах их возможностей.
А вот в Городе, где жила Маша и её друг Математик, большинство было уверено в том, что основная проблема — это невозможность произвести безупречные расчёты. Рождались всё новые теории о механике движения тел, производились бесконечные вычисления возможных траекторий, выдвигались гипотезы о завихрениях пространства, о «чёрных дырах» в материи и тому подобные. Так что нет ничего удивительного в том, что этот Город в народе именовали «Городом математиков». Его жители пребывали в уверенности, что рано или поздно удастся найти единственно безупречный действенный алгоритм, способный преодолеть Стену.
На фоне непрекращающихся споров — о них Маша могла судить по телефонным разговорам между Математиком и Философом, потому как их содержание было ей известно со слов её друга, — жители обоих Городов ежедневно страдали от последствий навязанного им природой явления. Существовали два основных правила, естественным образом сформировавшиеся из многовекового опыта, и их знание несколько облегчало людям жизнь. Первое: «ИДТИ ПРОТИВ ВЕТРА НЕВОЗМОЖНО! Ибо НИКОГДА не попадёшь ТУДА, куда ХОЧЕШЬ попасть!» И второе: «Куда бы ты ни пошёл, если идти достаточно долго — рано или поздно обязательно коснёшься Стены». Нарушение первого правила влекло за собой отказ от здравого смысла, что само по себе было неприемлемо. Нарушение второго — граничило с самой смертью. Эти продиктованные опытом борьбы законы так цепко укоренились в мыслях и жизни людей, что никому даже в голову не приходило идти на риск, чтобы проверить их достоверность на собственной шкуре. Да и «телефонная» связь давала людям возможность не чувствовать себя забытыми и разделёнными.