От Мюнхена до Токийского залива: Взгляд с Запада на трагические страницы истории второй мировой войны

Черчилль Уинстон

Битва распалась на ожесточенные яростные схватки между отдельными группами танков, непрерывно маневрирующими, чтобы сосредоточить огонь на таких же вражеских группах.

Ротмистров, видимо, был ошеломлен и потрясен тем, что он мог видеть со своего наблюдательного пункта. В густом облаке пыли, где факелами полыхали сотни танков и чадящие маслянистые густые столбы дыма тянулись ввысь над неподвижно застывшими машинами, трудно было с расстояния определить, кто наступает, а кто обороняется.

Изумительный пример индивидуального мужества показали танкисты 2-го батальона 181-й бригады 18-го танкового корпуса, наступавшего вдоль левого берега Псёла, который столкнулся с большой группой «тигров», изготовившихся открыть огонь с места. Чтобы лишить врага преимущества, которое давали ему более мощные орудия, командир батальона капитан П. А. Скрипкин отдал команду: «Вперед! За мной!» — и направил свой

танк в центр вражеской группы. Первым же снарядом командирский танк пронзил борт одного из «тигров», затем, развернувшись, тремя снарядами поджег второй танк. К тому времени немецкие танки успели развернуть свои длинные орудия и открыли огонь по этому удивительно смелому русскому танку. Вражеский снаряд проломил борт КВ, второй — ранил командира. Механик-водитель Алексей Николаев и стрелок-радист вытащили командира из загоревшегося танка и укрыли его в воронке. Но один из «тигров» двинулся прямо на воронку, чтобы прикончить советских танкистов. Тогда Алексей Николаев вскочил в свой горящий танк, завел двигатель и ринулся навстречу врагу.

Что подумали немцы об этом охваченном огнем советском тяжелом танке, узнать нам не дано. «Тигр» остановился, попятился, выстрелил по советскому танку, но промахнулся, стал разворачиваться, чтобы уйти от надвигавшейся горящей стальной машины. Слишком поздно! Пылающий КВ на полной скорости врезался в «тигр». Гигантский взрыв потряс землю.

С подобным героизмом немцы повсеместно сталкивались на поле боя. Самоотверженный героический поступок Николаева был лишь одним из многочисленных подвигов, которые помогли русским одержать победу над немецкими танковыми дивизиями.

В опустившейся на поле боя ночной мгле еще долго можно было видеть костры догоравших остовов танков и сбитых самолетов. Вермахт потерял минимум 350, а возможно, и 400 танков, по меньшей мере половина участвовавших в бою немецких танков была уничтожена, а уцелевшие танки срочно нуждались в ремонте, обслуживании и пополнении горючим и боеприпасами. Были и другие невосполнимые потери — более 10 тысяч человек: экипажи танков, пехотинцы, а также десятки самолетов с экипажами.

Некоторые специалисты утверждают, что русские не одержали победу в этой танковой битве, а лишь остановили врага. Подобная оценка того, что произошло, выглядит близорукой, ибо немцы бросили в бой танковую армаду, которая, по их мнению, никогда не могла потерпеть поражение. Более ста «тигров» и несколько меньшее количество «пантер» представляли собой элиту немецких танковых войск, но они не смогли одолеть советских танкистов. Русские значительно уступали немцам по числу тяжелых танков, но танкисты Ротмистрова в своих немногочисленных КВ и быстроходных «тридцатьчетверках» бились на равных со своим противником и столь же эффективно и яростно наносили разящие удары, как и получали.

Есть противоречивые отчеты о том, что происходило в ночь с 12 на 13 июля. Согласно некоторым из них, русские остались на поле боя, чтобы эвакуировать подбитые танки и спасти уцелевшие экипажи. В других описаниях битвы говорится, что Ротмистров, не сумев до конца разгромить танковые дивизии противника, отвел свои корпуса с поля боя, чтобы перегруппировать их. Можно привести убедительные аргументы в поддержку и той и другой точки зрения, но в конечном итоге немцам это все равно ничего не дает. Немецкие танковые дивизии потеряли в этот день по меньшей мере половину своих танков, и в распоряжении Гота осталось не более 350 танков, тогда как Ротмистров имел по-прежнему около 500. [88]

88

Немецкий историк Лео Кесслер в книге «Железный кулак» (Лондон, 1977) пишет, что «вечером 12 июля на поле боя в бронированной командной машине прибыл сам Гот. Он был недоволен тем, что увидел. Хауссер потерял 300 танков и был не в состоянии предпринять новую атаку до подхода срочно выдвигавшейся на помощь ему 6-й танковой дивизии». — Прим. перев.

Если бы даже генерал-полковник Хауссер получил в качестве приза эту страшную, израненную и почерневшую от огня землю — поле боя, — она была ему бесполезна: в скором времени весь этот район будет полностью очищен от немецких войск. Битва под Прохоровкой 12 июля, независимо от того, какие цифры русских потерь отдельные лица могут состряпать в будущем, навсегда лишила немцев возможности диктовать, когда и где возникнет новое поле боя.

Разъяренный Гитлер отстранил Хауссера от командования, а немецкие танковые дивизии вскоре отступили, чтобы зализывать свои раны и отбиваться от массированных русских атак

на многих участках Курской дуги. Способность атаковать и продвигаться вперед была вырвана из рук немцев, которые никогда больше не смогут вернуть себе былое превосходство.

12 июля 1943 года на узкой полоске земли между рекой Псёл и железнодорожной насыпью юго-западнее Прохоровки погребальный звон колоколов оповестил о гибели немецких танковых сил. В тот же самый день советские войска нанесли сокрушительные удары на прилегающих с севера к Курской дуге фронтах. За три дня наступления Красная Армия углубилась в немецкую оборону на 25–50 километров.

К 24 июля советские войска полностью очистили от немцев территорию, которую вермахт сумел захватить после начала 5 июля операции «Цитадель». В районе севернее Курска и Белгорода немцы бросили в бой 17 танковых, 2 моторизованные и 18 пехотных дивизий, и эти усилия обошлись им в 70 тысяч убитых солдат и офицеров, сотни уничтоженных танков, орудий, самолетов и автомашин. [89]

89

В ходе сражения на Курской дуге и последовавшего контрнаступления советских войск было разгромлено 30 отборных дивизий противника, в том числе семь танковых, вермахт потерял более 500 тысяч солдат и офицеров, 1,5 тысячи танков, более 3,7 тысячи самолетов, 3 тысячи орудий. Советские войска продвинулись на Южном и Юго-Западном направлении на 140 километров, ликвидировали Орловский и Белгородско-Харьковский плацдармы противника. — Прим. перев.

Однако отгремевшие бои на Курской дуге были всего лишь начальной фазой массового разгрома немецких вооруженных сил на Восточном фронте. Русские считают, что Курская битва закончилась через 50 дней после первых залпов, прогремевших 5 июля. Эти 50 дней войдут в книги об истории второй мировой войны как стратегическое летнее контрнаступление Красной Армии 1943 года.

Наиболее критическая фаза этих 50 дней — когда вермахт, пытавшийся своими танковыми дивизиями захватить Курск и открыть дорогу на Москву, создал опасную угрозу русским — закончилась 24 июля. С этого момента и впредь советские войска будут последовательно очищать от немцев свою территорию, добиваться новых успехов и подрывать способность вермахта предпринимать сколько-нибудь значительные наступательные операции. Было бы, однако, серьезной ошибкой описывать этот период летнего наступления Красной Армии в 1943 году как паническое отступление немецких войск под натиском советских армий. Даже потерпев сокрушительное поражение, вермахт все еще оставался грозной силой с точки зрения оснащенности его боевой техникой, живой силой и решимости биться до конца.

Однако важен конечный результат, и в течение 50 дней, прошедших после начала операции «Цитадель», отборные немецкие дивизии будут разгромлены в ожесточенном сражении, которое все немецкие солдаты навсегда запомнят как Курскую битву.

Отдельные неудачи и даже неожиданные крупные потери русских в боях за Харьков не могут изменить пророческой символики фронтового репортажа, опубликованного 9 июля 1943 года в Москве, который столь метко и образно описал битву на Курской дуге и все последующие битвы на пути к Берлину: «“Тигры” горят».

Корнелиус Райан

День «Д» [90]

В лесу под проливным дождем в двух милях от военно-морского штаба в Саутвик Хауз один американец, которому предстояло принять важное решение, устав от навалившихся на него проблем, решил отдохнуть и расслабиться в своем скромно обставленном жилом автомобильном фургоне. Хотя он мог бы с удобством разместиться в просторном особняке Саутвик Хауз, Эйзенхауэр решил не делать этого. Он всегда старался быть как можно ближе к морским портам, в которых проходила погрузка его войск. Несколько дней назад он велел развернуть здесь свою походную штаб-квартиру. Тут были поставлены несколько палаток для его окружения и автофургоны, в одном из которых жил он сам, называя его «моим цирковым фургоном».

90

Из книги Корнелиуса Райана «Самый длинный день. 6 июня 1944 года» (Нью-Йорк, 1959).

Ryan C. The Longest Day. June 6, 1944. New York, 1959. p. 50–57, 59–62, 78–80, 119–121, 144, 292–294, 298, 301–302, 303.

Райан, Корнелиус — американский журналист, автор многих книг по истории второй мировой войны, в том числе «Одна минута в траншее» (1957) и «Последняя битва» (1966).