От нашествия варваров до эпохи Возрождения. Жизнь и труд в средневековой Европе
Шрифт:
Обычно их преемниками в этих случаях становились богатые буржуа, которые трудились, чтобы составить себе состояние на земле с помощью договоров копигольда, иначе называвшихся accensements, и освоения новых земель, а также путем покупки. Они владели прекрасными фермами, которые были хорошо обеспечены скотом, – такое хозяйство, например, было у канцлера д'Оржемана в Гонесе (1358). Иногда они даже соперничали с крупными феодалами: Жак Кёр имел двадцать пять поместий, а канцлер Николя Ролен был одним из крупнейших землевладельцев Бургундии. Бладелен, казначей Филиппа II Доброго, употребил значительную часть своего состояния на осушение польдеров. Средние и низшие слои буржуазии и даже городские ремесленники, следуя примеру этих великих буржуа, жаждали владеть землей и приобрели много земельных наделов; так же поступали и коммуны. В итоге один торговец дорогими материями из Лондона в XV в. оставил в наследство своим детям несколько сельских усадеб, а в Йорке повар, кузнец и красильщик имели земельную собственность. Такие случаи были еще чаще во Франции, в Нидерландах, Италии и Рейнланде, где среди горожан не было ни одного человека, даже бедняка, который не мечтал бы о маленьком земельном владении и деревенском доме.
Среди сельских слоев общества стран Запада тоже увеличивалось число мелких землевладельцев, хотя в Восточной и Северной Европе, где раньше они были очень многочисленны, их стало меньше. На западе Европы возникло сельское третье сословие, которое иногда – как в Центральной и Северной Италии – пользовалось поддержкой государственных властей, которые предоставляли ему преимущественное право на покупку недворянских земель.
Во Франции крестьяне так жаждали владеть землей, что в XIV и XV вв. в некоторых ее провинциях в 60 процентах случаев перехода земли от одного владельца к другому новым хозяином становился крестьянин. В итоге крестьяне-землевладельцы взяли в свои руки пятую, а в некоторых местностях даже третью часть земель этой страны. Правда, крестьяне могли создать только очень малые по размеру земельные владения, а крестьяне-собственники, имевшие от 10 до 50 гектаров земли и несколько упряжек быков, в некоторых областях составляли не больше шестой части всего крестьянского населения. В Англии эти свободные крестьяне-землевладельцы, чьи веселые лица оживают для нас на страницах сочинений Чосера (Джефри Чосер – самый знаменитый английский поэт, жил во второй половине XIV в. – Пер.), жили в поместьях, средний размер которых равнялся 80 акрам, которые давали им доход примерно 20 фунтов в год. В немецком Рейнланде мелкие поместья собственников-крестьян имели размер не больше чем от 20 до 30 акров каждое. Большинство мелких землевладельцев-крестьян имели лишь небольшой доход, но и он постоянно был под угрозой из-за все большего дробления имений. В Рейнланде, например, размер крестьянского земельного владения за рассматриваемый период уменьшился на три четверти. Крестьянам приходилось употреблять все свое упорство и всю бережливость, чтобы их маленькие сельские имения не распались на части, и потому они все же укрепляли целостность своих владений и расширяли их границы.
Основная масса сельского населения в то время состояла из арендаторов-цензитариев, которые были не полными собственниками, а только бессрочными пользователями земли. На западе Европы они завоевали себе свободу, и ее больше никто не осмеливался ставить под сомнение. В Англии количество несвободных крестьян едва достигало 1 процента всего крестьянства. Во Франции священным правилом было, что каждый француз родился свободным. В Нидерландах эшевены (члены городской управы. – Пер.) Ипра гордо заявили, что они «никогда не слышали, чтобы при них говорили о людях крепостного состояния или о крепостных по праву мертвой руки». Снова оживился и стал распространенным натуральный обмен; так произошло, например, во Франции после Столетней войны и во всех местностях, где на селе преобладала старинная очень трудоемкая система неспециализированного смешанного хозяйства. Свободные цензитарии или копигольдеры к концу Средних веков обрабатывали в некоторых частях Франции пять шестых земли, а в Англии треть. Чаще всего им удавалось добиться выгодных для себя условий договора, и потому он обеспечивал этим людям, помимо различных гражданских свобод, большинство прав истинного собственника, например право отчуждения земли и право передачи ее по наследству, а также ограничивал объем трудовых повинностей и размер выплат.
Но даже на Западе в обществе и экономике шли эволюционные процессы, неблагоприятные для этих крестьян. С одной стороны, землевладельцы, духовенство, феодалы и горожане, пользуясь смутными временами в жизни общества, пытались увеличить обязанности своих арендаторов или взять назад гарантии и привилегии, которые были предоставлены арендаторам раньше, – иногда владельцы земли даже угрожали крестьянам, что вернут их в состояние вилланов или крепостных. С другой стороны, владельцы земли лишали вилланов той стабильности, которой всегда отличалась их жизнь. Дело в том, что все новые приемы ведения сельского хозяйства – пастбищное скотоводство вместо смешанного хозяйства, испольщина, или ведение хозяйства на арендованной на короткий срок земле, или ведение хозяйства в поместье самим владельцем вместо прежней аренды земли крестьянами (accensements) – делали присутствие долгосрочных арендаторов-цензитариев в поместье менее необходимым. Скоро такие арендаторы стали просто вредны для всех крупных землевладельцев, поскольку те желали увеличить свои доходы и понизить стоимость труда. Поэтому были сделаны попытки изгнать их с наделов. Любая возможность – временные трудности крестьян, их неспособность исполнять условия договора, обнищание или уход с надела – использовались владельцем земли для того, чтобы забрать надел обратно в свои руки. На всем Западе, особенно в Англии, значительное число цензитариев и арендаторов копигольда были таким способом лишены земли, которую обрабатывали, и пополнили ряды сельскохозяйственных наемных рабочих или пролетариата.
В Западной Европе, где такое движение назад уже было невозможно из-за более высокого уровня нравов и цивилизации, из крестьян-цензитариев образовались новые слои общества: кто-то из них стал возделывать землю сам или на партнерских условиях вместе с другими крестьянами, а кто-то пытался заработать себе на жизнь продажей своего труда.
Обработка земли как коммерческое предприятие – по-французски это называлось fermage, по-английски tenant-farming – стала спекулятивной операцией, и этим делом активно занялись богатые буржуа, которые заключали договор на обработку земель церкви и аристократии или становились администраторами fermes g'en'erales – так по-французски назывались обширные поместья, принадлежавшие частным лицам или корпорациям. Вскоре самая предприимчивая часть сельского третьего сословия почувствовала, что эта система хозяйствования ей нравится, и наряду с этими крупными фермерами по договору стало появляться все больше мелких договорных фермеров, которые обрабатывали меньшие по площади поместья. В Италии, Нидерландах, немецком Рейнланде, Англии и Франции, где эта практика стала повсеместной в провинциях Парижского бассейна, в Шампани, Пикардии и районе Орлеана, а также на востоке страны новый вид земельной аренды сделал большой шаг вперед и применялся в двух формах – земледельческая аренда и аренда скота (второй вид аренды назывался во Франции bail `a cheptel, а в Италии socida). Договор аренды второго типа заключался на один год или, иногда, на сроки от трех до пяти лет. Договор аренды первого типа иногда был пожизненным, в некоторых случаях его заключали с одним или несколькими поколениями семьи арендатора, но возникла тенденция к заключению таких договоров на меньшие сроки – 70 лет в Англии, от 30 до 50 во Франции и от 6 до 29 в Италии. В одних случаях размер арендной платы, которую вносил фермер, был фиксированным, в других этот размер изменялся в зависимости от производительности фермы, а сумма была больше или меньше в зависимости от условий соглашения. В Провансе плата по таким договорам составляла всего четвертую или даже восьмую часть дохода с земли, а во многих других областях Франции равнялась 3,13 или 2,33 процента дохода. В Англии же, где с XV в. фермеры были в первую очередь крупными скотоводами, эта цифра непрерывно увеличивалась, что обогащало и землевладельцев, и арендаторов.
Кооперативное фермерство (mezzadria, colonat partiaire, m'etayage) в некоторых областях распространилось еще шире, чем земельная аренда нового типа, особенно в Италии, на юге и западе Франции, в Восточной Испании и Рейнланде. Коллективный метод был доступнее для крестьян, не имевших капитала, а иногда давал им заметные преимущества, если спрос на рабочие руки превышал их предложение и было нужно распахать невозделанные или плохо возделанные земли. В Провансе и Италии были испольщики (подобные французским m'etayers), которые должны были платить за аренду только пятую, четвертую или десятую часть продукции своего хозяйства или же вносить арендную плату, сумма которой изменялась от года к году в зависимости от урожая. Но чаще арендаторы должны были платить владельцу земли ровно половину доходов с нее, так что экономическая зависимость от землевладельца у испольщика была гораздо сильнее, чем у обычного арендатора земли нового типа, по-французски fermier. В Тоскане испольщикам было запрещено покидать арендованную землю и переселяться в города, не расплатившись вначале с долгами, и дисциплинарная власть владельца земли над ними мало отличалась от той, которую раньше имели землевладельцы-феодалы над свободными вилланами. Правда, исполыцик-metayer отдавал свою свободу в чужие руки лишь на короткий срок – один год или, в некоторых случаях, на более долгий, например в Провансе на десять лет. Но с другой стороны, он не имел ни стабильного существования прежнего цензитария, ни привилегированного положения независимого фермера.
Различные виды сельскохозяйственного наемного труда к концу Средних веков распространились еще шире, чем аренда земли под обработку и испольщина– metarytfge. Ряды свободных поденных рабочих, которые появились в предыдущем периоде, пополнились за счет изгнанных с прежних мест цензитариев и крестьян, у которых не было других средств к существованию, кроме продажи своего труда, а также других земледельцев, таких как немецкие kossaten и английские cotters, чьи крошечные наделы (иногда размером всего 3 или 4 акра) были слишком малы, чтобы их прокормить. Нанимаясь поденно, по неделям или для выполнения определенной работы, эти рабочие – brassiers, varlets, пахари, работники в земледельческих хозяйствах (так их называли в различных странах) – часто запрашивали за свои услуги высокую цену, когда рабочих рук становилось мало после какой-нибудь большой эпидемии – например, после Черной смерти. Но, хотя они были свободными, они все же подчинялись суровым правилам. В Италии, Франции, Испании и Англии существовали драконовские законы, такие как уставы итальянских городов, французский ордонанс 1350 г. и знаменитые английские Статуты о пахарях (1350–1417), которые предусматривали наказание в виде больших штрафов и даже заключения в тюрьму для всех, кто отказывался работать, разрешали приводить их насильно, а иногда даже надевать на них цепи, если они уходили с места работы, запрещали им переезжать на другое место жительства или обучать сыновей ремеслу, а также фиксировали размер их заработной платы. Теоретически наемные рабочие были свободными людьми, но это не помешало государственной власти связать их по рукам и ногам железными законами, которые она считала себя вправе навязать им, и из когтей этого законодательства им удавалось вырваться, лишь когда срочная потребность в рабочей силе заставляла работодателей капитулировать.
Прислуги, работавшей в домах и крестьянских хозяйствах, тоже стало больше. Эти слуги, которых нанимали на месяц или на год, имели более прочное положение и были защищены от безработицы и от повышения цен на товары первой необходимости, поскольку хозяева предоставляли им одежду, еду и жилье. Но в те времена свободу домашних слуг, хотя они и работали на основе добровольного договора, очень сильно ограничивали авторитарные традиции прошлого, согласно которым слуга должен был работать у хозяина до тех пор, пока не получит разрешения уйти, а хозяин мог даже подвергать своих слуг телесным наказаниям.
И наконец, самые недисциплинированные и склонные к риску, а также наименее способные к труду и наименее изобретательные элементы общества стали сельским пролетариатом, подобным городскому пролетариату, и так же, как городские пролетарии, часто делались бродягами и нищими. Средневековое общество оставило в наследство современному миру эти два зла, которые потом стали еще сильнее, и грозная проблема нищеты стала на селе такой же острой, как в городах.
Имело место даже настоящее движение назад – в редких случаях на западе Европы и в огромном количестве случаев в ее центральной, северной и восточной частях. Крепостное право, которое находилось в таком упадке, что, казалось, вот-вот должно было исчезнуть, снова окрепло, когда стала ощущаться нехватка рабочей силы. В тех менее населенных областях Западной Европы, где оно еще существовало, понадобилось преодолеть огромные трудности, чтобы окончательно уничтожить его. А на огромной части Европейского континента оно укрепилось и стало распространяться на север и восток.
На западе крепостничество выжило в смягченной форме под названием права мертвой руки, под действие которого подпадала земля крепостного, но не он сам. Оно упрямо цеплялось за жизнь во Фриули, Монферрате, Пьемонте, Арагоне, на Балеарских Островах и в Верхней Каталонии, в Лимузене, Шампани, Ниверне и многих местностях на востоке Франции, а также в Люксембурге, Намюре, Дренте (провинция в Нидерландах. – Пер.), Гельдерсе и за рекой Иссель; под его действием еще находился 1 процент сельского населения Англии. В испанских государствах трудолюбивое мусульманское население, которое называлось mudejares, а также евреи, которые в предыдущем периоде (при правлении мусульман) имели значительные привилегии, теперь были закрепощены.