От праха к величию и обратно, или Я люблю Вас, мистер V
Шрифт:
В ответ — тишина.
— Дедушка? Эй! Дедушка!
Только сейчас девушка заметила, что туман, несмотря на усиливающийся ветер, стал подползать к ногам, подниматься все выше и выше. Моррисе стало не по себе. Провожатого нигде не было. Как сквозь землю провалился.
— Хе-хе. А почему бы ему и не провалиться, — нервный смешок прозвучал в тишине жалко и беспомощно. Морри почувствовала себя персонажем дешевого фильма ужасов. Сейчас, по закону жанра, она должна испугаться случайного шороха, беспорядочно метнуться в сторону, как глупая горная
Пасть-пропасть-пасть. Ни шороха, ни скрипа, ни звука. Девушка глубоко вздохнула. Только не паниковать. Делая шаг — проверять место трижды. Где-то на заднем плане сознания плескалось кислотное озеро тревоги за пропавшего провожатого. Морри сейчас, как никогда, была благодарна своей способности изолировать психику от сильных эмоций.
Что сталось со стариком — сейчас не так важно. Важно — найти тропку вниз, оставшуюся где-то по левую руку от девушки. Важно добраться в село до темноты. Важно забраться под теплое шерстяное одеяло и проспать до утра. А на следующий день, при ярком свете солнца, спуститься в ущелье и найти тело. Или не найти. Это-то, как раз, сейчас не важно.
— Мама? — голос послышался из ниоткуда, приглушенный вязким туманным воздухом. — Где ты, мама?
Морри стиснула зубы. Захотелось заскулить от страха. Нельзя. Нужно искать объяснение. Месяц назад она сделала аборт, переживала по этому поводу не очень, с отцом ребенка рассталась вскорости после операции, и ни о чем не сожалела. Только сны иногда снились. Сны, в которых ее звали мамой, без упрека, без обиды. Звали, искали помощи, просили вернуться. Вывих подсознания, застарелое чувство вины, которым не скажешь — так было надо, потому что во сне игра никогда не шла по ее правилам.
— Так было надо, — уверенно и громко сказала Морриса, не зная, кого она убеждает — себя, или детский голос.
— Мамочка. Ты бросила меня, мамочка! Вернись, мне страшно! — ребенок ее слова оставил без внимания, продолжая поскуливать из тумана.
— А мне как страшно, деточка, — ирония помогла восстановить расшатанное душевное равновесие. — Отпусти мамочку домой. Мне холодно, голодно. Я ничего не вижу, я заблудилась и не смогу тебе сейчас помочь. Подожди до утра, я вернусь, обещаю.
Ночь накрыла вершину Седой горы ватным одеялом. Стена тумана поднялась в полный рост, липкой паутиной оплела лицо.
— Ты не вернешься, мамочка.
— Вернусь-вернусь. — Морриса отвечала механически, со всей возможной осторожностью выбирая опору под ногами. ПрОпасть. Про-Пасть. ПропАсть. Нет, она не собиралась пропадать, она желала немедленно уйти из этого адского места, не слушая то, чего быть не может.
Не смотреть по сторонам, не слушать и не думать. Шаг. Еще шаг. Скользит под ногами покрытая росой трава. Аккуратно! Ты же не хочешь, чтобы здесь появилась еще одна табличка? Металлическая пластинка, красная краска. "Морриса Шелли, 2007." Теплое одеяло, сытная еда, домашнее молоко. Не отвлекайся.
Тем временем тон ребенка сменился с плаксивого на издевательский.
— Уходишь так скоро?
— Я замерзла, — буркнула Морисса.
Где же эта чертова тропинка!? Вот здесь же точно был спуск! Впереди появилось неясное свечение. Это наверняка дед Демирка. Шутник…
— Эгегей! — послышалось из тумана.
— Я здесь! Заберите меня!
Свет приближался рывками. Девушка сделала всего один неосторожный шаг. Из-под ног посыпалось мелкое крошево камней. Не паниковать! Сделать аккуратный шаг назад. Туман забивал легкие, мешая вдохнуть. Городской смог, дым от погребального костра, пепел пожарища. Где же ты, аромат разнотравья? Где твоя мятная свежесть? У Моррисы закружилась голова. Чья-то ледяная ладошка взяла ее за руку.
— Я не боюсь, — сдавленно прошептала девушка.
— Не бойся, — прошептали из тумана, — только знаешь… Когда будешь падать вниз, не забудь загадать желание вернуться.
— Желание за желание?
Морриса сделала шаг назад. И только в полете поняла, что сзади тоже была пропасть.
Глаза Теодора слипались в благостном безделье уютного номера.
— И как же Вы вернулись назад? — благодушно поинтересовался вампир.
Девочка уронила черный лаковый сандалик с ножки, мило улыбнулась Теду, обнажая ряд остреньких, будто швейные иголочки, зубов:
— А она и не вернулась.
Чашка выскользнула из руки верткой рыбкой, разлетаясь вдребезги веером фарфоровых осколков. Портье отшатнулся так резко, что задние ножки кресла не выдержали и подломились.
Очнулся он от ласкового пинка в бок.
— Эй, портье? — произнес женский голос. — Живой?
Тед поднял голову и увидел перед собой такой знакомый, почти родной образ задорной брюнетки.
— Соф… фия? — дабы убедится в реальности видения, спросил портье
— Ага, — кивнула горничная и помогла Теду подняться. — Ой, что это? Это случайно не мне? — она кокетливо повела плечиком.
— Что? — не понял Тед.
— Цветочек. Розочка, — усмехнулась горничная. — Или, как всегда, твоей блондиночке?
Тедди перевел недоуменный взгляд на собственную руку и заорал дурным голосом, отшвырнув от себя тонкий шипастый стебель.
— Ай, как нехорошо! — пожурила Софья. — Разве ж можно так с цветами обращаться?
Она невозмутимо подняла розу и вколола себе в волосы. Тед чуть снова не хлопнулся в обморок от одной мысли об этом "цветочке", но тут же решил, что теперь это проблемы Софьи. Та снова посмотрела на портье, и в глазах ее на этот раз промелькнуло что-то похожее на сочувствие. — Это Мун тебя так?
Тедди осторожно прикоснулся к расцарапанному лбу.
— Да… У него что, воронья остервенелость?
София подула на царапину на правой щеке Теда и, погладив бедолагу по волосам, сказала:
— Ему из-за тебя влетит просто. Монсеньер жутко злой.
— Да что я сделал-то? — не выдержал портье.
София загадочно пожала плечами.
— Что сделано, то сделано, — подмигнув, прошептала она и, направившись в сторону бара, добавила:
— Теперь берегись, Тедди-бой…
— Дурдом! Честное слово! Почему если что — виноват Тедди? Если кому что надо — тоже Тедди! Я что, все здесь один должен вывозить?