От предъязыка - к языку. Введение в эволюционную лингвистику.
Шрифт:
А.М. Турков в своей книге об А. Твардовском клеймит «пресловутых» авторов письма одиннадцати (Турков, 2010, с. 369–375). Между тем они оказались пророками. То, чего они боялись ещё в 1969 г., произошло у нас в 80-90-е годы в такой омерзительной форме, какая даже и им не могла присниться в самом страшном сне: на смену советскому социализму пришёл чудовищный российский капитализм. Эта смена происходила под дудку либералов-космополитов.
Поистине трагическим для А.Т. Твардовского оказался февраль 1970 г. Бюро Секретариата Правления Союза писателей СССР освободило от обязанностей членов редколлегии «Нового мира» И.И. Виноградова, А.И. Кондратовича, В.Я. Лакшина и И.А. Саца.
М. Алигер,
Л.И. Брежнев был недоволен: «Что ещё за „коллективки“?» (Там же, с. 576). А.Т. Твардовскому ничего не оставалось, как уйти с поста главного редактора журнала, который он возглавлял около шестнадцати лет.
22 февраля 1970 г. А.Т. Твардовский записал в своём дневнике: «В пятницу простился с редакцией, обошёл все этажи и комнаты… Было решено уже, что не буду собирать всех в одной комнате, чтобы не „демонстрировать“ рёвом бабёнок» (Твардовский, 2009, т. 2, с. 475). Но нет худа без добра: «…нельзя не испытать блаженство свободы от рукописей, вёрсток, посетителей и т. п. Впервые за много лет я сам с собой наедине» (Там же, с. 483).
9 июня 1970 г. А.Т. Твардовский решился посетить с В.Ф. Тендряковым диссидента Жореса Медведева в калужской психиатрической больнице. Это была его последняя политическая акция. Жестокая болезнь настигла его осенью 1970 г. Но он продолжал жить ещё больше года. Его жизнь прервалась 18 декабря 1971 г. во сне.
Ты дура, смерть: грозишься людям Своей бездонной пустотой, А мы условились, что будем И за твоею жить чертой.Ведущей чертой А.Т. Твардовского в области языка было стремление к единению. Первый советский поэт стремился к единению с миллионами своих читателей. Что для этого единения требуется в первую очередь?
1. «Если самого не волнует, не радует, не удивляет порой хотя бы то, что пишешь, — никогда не взволнует, не порадует, не удивит другого: читателя, друга-знатока» (Твардовский, 1980, с. 115).
2. «Если не высекать настоящих искорок из этого материала — лучше не браться. Нужно, чтобы было хорошо не в соответствии с некоей сознательной „простотой“ и „грубостью“, а просто хорошо — хоть для кого. Но это не значит, что нужно „утончать“ всё с самого начала (Б. [видимо, А.А. Блок. — В.Д.], между прочим, тем и плох, что не о читателе внутренне гадает, а о своём кружке друзей с его эстетически жалкими приметами)» (Там же, с. 114).
Чтобы быть интересным не избранному кружку эстетов, а миллионам читателей, чтобы не впасть в «грех литературности» (Там же, с. 115), А.Т. Твардовский преобразовывал разговорный, прозаический язык в язык стихотворный, поэтический. Вот почему его стихи звучат как живая речь.
По поводу соотношения прозаической и стихотворной
Добиться разговорной лёгкости у стихотворной строчки — дело многотрудное. В статье «Как был написан „Василий Тёркин“» А.Т. Твардовский довольно подробно описал свои муки творчества. Есть в ней, между прочим, страницы, где он описывает, как рождалась третья главы его поэмы — «Переправа». Он писал: «Первой строкой „Переправы“, строкой, развившейся в её, так сказать, „лейтмотив“, проникающий всю главу, стало само это слово — „переправа“, повторенное в интонации, как бы предваряющей то, что стоит за этим словом:
Переправа, переправа…Я так долго обдумывал, представлял себе во всей натуральности эпизод переправы, стоившей многих жертв, огромного морального и физического напряжения людей и запомнившейся, должно быть, навсегда всем её участникам, так „вжился“ во всё это, что вдруг как бы произнёс про себя этот вздох-возглас:
Переправа, переправа…Я „поверил“ в него. Почувствовал, что это слово и не может быть произнесено иначе, чем я его произнёс, имея про себя всё то, что оно означает: бой, кровь, потери, гибельный холод ночи и великое мужество людей, идущих на смерть за Родину» (Там же, с. 112–113).
Вот гениальное начало этой главы: Переправа, переправа! Берег левый, берег правый, Снег шершавый, кромка льда… Кому память, кому слава, Кому темная вода, — Ни приметы, ни следа.Гениален весь «Тёркин»! Не было другого советского поэта, который сумел бы в такой же мере, как его автор, по существу раствориться в единении со своим народом.
Константин Ваншенкин написал прекрасное четверостишье:
Ценим более всего Во вселенной бесконечность, В человеке — человечность, В утре — света торжество.