От Ренессанса до Барокко
Шрифт:
Франсиско Гойя. Бой быков. 1824. Музей Пола Гетти, Лос-Анджелес
Гойя стал придворным художником – первым художником короля. Многие соблазны окружали его. Было очень легко разменять себя, потерять лицо. Но мастер остался верен себе.
Человек из народа, он всегда помнил слова матери:
«Франчо, ты луком родился – луком, не розой помрешь!»
Арагонский
«Короли без ума от Гойи», – писал живописец другу. И в этих словах нет ни на йоту преувеличения. Единственно, что поражает, – как добился этой королевской любви мастер. Ведь его заказные портреты поражают нас сегодня своей неприкрытой правдой. Художник разоблачал модели настолько, что их изображения стояли на грани крамолы, гротеска.
Феноменально, если не забывать эпоху, когда немилость властелина влекла за собой весьма крупные неприятности.
Глядя сегодня на галерею порфироносных дегенератов, оставленную Гойей, поражаешься чуду их создания.
Как получилось, что эти почти карикатуры восторженно принимались двором и самими высокими заказчиками?
В чем здесь секрет?
Уместно вспомнить мудрую сказку Андерсена «Новое платье короля»…
Да, слишком самозабвенно были влюблены в себя господа Бурбоны. Они, конечно, не допускали мысли, что их облик и поведение граничат с фарсом.
Зловещим, но фарсом!
А вельможи молчали. Некому было сказать, что король-то голый!
И потребовалось огненное дыхание революции, вмешательство самого народа, чтобы показать всю меру ничтожества, подлости, лицемерия правителей Испании, цену их предательства и трусости.
Но вернемся к Гойе. Обретя после долгих скитаний спокойствие, женившись на сестре художника Байе, Франсиско наконец получает почетный заказ на серию эскизов – картонов к дворцовым гобеленам.
Картоны гобеленов. Это, по существу, самостоятельные великолепные станковые композиции. Гойя создал их сорок, начав писать тридцатилетним в 1776 году и окончив последний картон в 1791 году. Эти работы мастера отражают полнокровный, бьющий через край темперамент талантливого живописца. Перед нами предстает идиллическая, мажорная Испания, яркая, напоенная музыкой, танцами, празднествами. Можно часами любоваться колоритом этих композиций, очаровательными девушками и их кавалерами. Но Гойя в этих картонах далек от галантных пасторалей, которые писались до него. Испанская улица, простолюдины, махо и махи – герои его композиций. Палитра Гойи свежа и ясна, как и его душа той поры, душа эпикурейца, радующегося жизни. Художник пока не проникает в суть явлений, он, подобно птице, поет песню радости и счастья.
Мудрая поговорка гласит:
«Счастье бежит, а несчастье летит».
Казалось, Гойя вступил в полосу непрерывных успехов. Он пишет серию портретов испанской аристократии и становится необычайно популярным. Его считают первым портретистом Мадрида. Король Карл IV в 1789 году назначает его придворным художником.
Это был триумф!
Но грозный рок подстерегал удачника. В 1792 году Гойю поразил
Гойя оглох.
Безмолвие навек окружило живописца.
И вот, стоя на пороге пятидесятилетия, мастер как бы заново пересмотрел свой путь. Безоблачное эпикурейство уступило место мудрости бывалого человека, имевшего время подумать, зачем он живет и зачем он пишет. Гойя, по словам Льва Толстого, может быть, и рад бы был не мыслить и не выражать того, что заложено ему в душу, но не мог не делать того, к чему влекли его две непреодолимые силы: внутренняя потребность и требование людей.
Вот тут-то и вступают воля и честность Гойи. Он отлично видит тяготы народа, безумную роскошь и фальшь двора. Его близкие друзья, писатели и поэты, укрепляют его на новом пути. Это нисколько не означает, что Гойя, потеряв слух, стал мизантропом. Нет, в его творчестве навсегда останутся образы людей из народа – красивых, темпераментных, гордых. До самой глубокой старости он не устанет воспевать обаяние и чары испанских женщин. Он, подобно Тициану, Рубенсу и Гейнсборо, создает собирательный образ красавицы, которая останется в веках.
Новый Гойя создаст серию офортов «Капричос», в которой покажет другую Испанию. Испанию пыток и аутодафе, власти инквизиции и тупых вельмож.
Страну мракобесия и пороков.
«Капричос» войдут в историю мировой культуры как величайший разоблачительный документ, созданный в годы тяжелой реакции. Этот гигантский труд – семьдесят два офорта – был не только феноменален по объему, он был опасен, ибо обличал могущественные силы, правившие страной. Однако Гойя совершил этот подвиг!
Накануне нового, XIX века, в 1799 году Гойя получил звание первого живописца короля. Он исполняет дополнительно еще восемь листов «Капричос», но под угрозой преследования инквизицией отдает всю серию из восьмидесяти эстампов королю.
Начался новый век. Победоносные армии Наполеона, завоевав Европу, вторглись в пределы Испании. На престол взошел брат Бонапарта Жозеф.
Народ Испании в отличие от раболепствующей аристократии не принял новую власть. 2 мая 1808 года в Мадриде разыгрались события, которые послужили прологом к народной войне с захватчиками.
Мадрид… Ночь на 3 мая 1808 года. Город спит. Черное небо душным пологом прикрыло столицу. Зыбкая тишина. Где-то грянул выстрел, хлопнула ставня. Пропела гитара. Рассыпался смех. И снова тихо. Процокали копыта лошадей патруля.
Прогромыхали тяжелые палаши. В лунном свете сверкнули высокие кивера с длинными конскими хвостами. Драгуны Мюрата.
Франсиско Гойя. Сеньора Сабаса Гарсия. 1806–1811. Национальная галерея искусств, Вашингтон
– Ваши документы! Пропуск!
Плотный мужчина с массивной головой льва не спеша показывает патрулю бумагу.
«Пинтор де камара», – по складам читает молодой драгун.
«Первый живописец короля», – переводит другой.