От революционного восторга к…
Шрифт:
— Да? Не читал, видно, не теми газетами интересуюсь. — Я постучал пальцами по подголовнику дивана, на котором, полулежа, был вынужден принимать я своих заместителей: Платон Иннокентьевич, большая будет к вам просьба — в следующий раз будет что-то, столь же, важное, не сочтите за труд, газетку с обведенной статьей мне в кабинет пришлите, чтобы ничего мимо меня не проходило. Ладно, проехали. Есть предложение попытаться подмять под себя всю городскую милицию, пока власти занимаются пустыми реформами.
— Петр Степанович, мы вас конечно очень уважаем, но каким образом… — подал голос мое недавнее приобретение — коллежский асессор Новожилов Константин Сергеевич, начальник детективного отделения: — вы хотите это сделать?
— Сейчас всех милиционеров вывели за штат, соответственно выплачивают людям только оклад денежного содержания, без надбавок
Я устало откинулся на подушку, все-таки, рано мне еще митинговать. Отдышавшись минуту, спросил, имеются ли возражения.
Особых возражений не было. Решили сегодня же отправить делегации из самых речистых краснобаев нашей милицейской части, с солидного вида мандатами от Районного комитета служащих правоохранительных органов Адмиралтейской части, по всем милицейским отделам для пропаганды и агитации за все хорошее, против всего плохого. Комитет собрали сразу, согнав на него всех, свободных от службы и вынеся соответствующую резолюцию. Народ голосовал дружно, даже наши поварихи и прачки, и гимназисты, осознав важность момента и свою в нем роль, весело тянули руки вверх. Не теряя времени, отобранных агитаторов собрали в моем кабинете, набив народ как кильку в банку, после чего, пока снизу раздавалась пулеметная перестрелка имевшихся у нас печатных машинок, что набивали тексты мандатов делегатов к коллегам, я провел короткий инструктаж.
— И в довершении — будут вопросы, пусть завтра, в течении дня, присылают к нам делегации. Ответим на все вопросы, всех выслушаем, и если люди готовы идти под нас, то постараемся в ближайшее время решить наиболее злободневные для них вопросы.
После того, как наши агитаторы ушли, выполнять народный наказ, в мой кабинет проник моя акула пера — Глеб Неистовый, репортер газеты «Речь», обеспокоенный отсутствием сообщения от меня о времени следующей встречи.
— Здравствуйте, господин Неистовый. — я слабо помахал рукой, которая ныла, как будто я вчера целый день поднимал двухпудовую гирю: — Проходите, присаживайтесь. Чаю будете?
— Анна Ефремовна, позволь представить тебе моего товарища, гражданина Неистового Глеба, одного из лучших репортеров газеты «Речь». Глеб, позволь представить мою жену, Анну Ефремовну Котову. Аня, не подашь ли нам чаю с чем-нибудь? Уверен, что господин журналист голоден, как волк.
Пока Аня хлопотала на отрядной кухне, мы с журналистом сели обсуждать следующий выпуск его журналистского расследования.
— Записывай, товарищ Неистовый. 'В продолжении рассуждений нашего автора о урегулировании послевоенного мира, хотелось бы отметить горячее желание Североамериканских Соединенных штатов включиться в Великую войну на стороне победителей, получив по итогам войны максимально возможную экономическую выгоду от торговли с обоими сторонами во время войны, после военные репарации, как страна-победитель, и выгоду от представления коммерческих кредитов обнищавшим от тягот войны ее участникам, как с одной, так и, с другой стороны. С точки зрения дележа Германского и австро-Венгерского наследства Россия, как страна победитель, САСШ также не нужна, так как пирог маленький и на всех не хватит. Именно с этой целью на территории Британской Канады и тренируется в искусстве овладения мыслями масс военнослужащих гражданин Североамериканских Соединенных Штатов, имеющий обширные родственные и дружеские связи с владельцами крупнейших американских банков, товарищ Лев Давидович Бронштейн, везущий в своем багаже десяток миллионов американских долларов и твердое обещание от своих родственников-хозяев, предоставить на развал далекой России еще несколько десятков миллионов долларов. И в этом свете, уже не кажется фантастической версия похищения господина Ульянова, как германского проекта, руками британских подводников, чтобы очистить дорогу американско-британскому проекту в лице господина Троцкого.
В связи с ограниченностью размера статьи свои рассуждения мы продолжим завтра, дорогие читатели. А ваш корреспондент продолжает следить за развитием событий. Глеб Неистовый'
Глава 4
Глава четвертая. Пиар акции
Апрель одна тысяча девятьсот семнадцатого года.
Сытный рынок шумел с утра и до самого вечера, тысячи людей ежедневно, нескончаемым потоком вливались под своды его торговых рядов, растекались вдоль сотни прилавков, расставленных по периметру Сытнинской площади, лавируя между десятками крестьянских подвод, с меланхолично мотающими головами, грустными лошадьми. Осколки старого мира, товары со всей губернии, а может и половины России, свозились сюда, чтобы перейдя из рук торговцев в корзины и мешки покупателей, накормить жителей многомиллионного город, который исстари жил только за счет подвоза. Как это всегда бывает, на рынке, где из рук в руки переходили деньги и товары на многие тысячи рублей, бал правил криминал. И надо понимать, что с ослаблением государственной власти, криминал мгновенно заполнил эту нишу, пожирая все, до чего он мог дотянуться, с удесетирившимся аппетитом. Вместо мордатого городового с медалями за усердную службу и каким-никаким порядком, на Сытнинской площади появились мятые личности в кепках-малокозырочках, и сапогах-бутылках, которые просто обложили ежедневной данью всех мелких торговцев. И если к обозу из двух десятков угрюмых мужиков из пригородных деревень, уголовная шпана не подходила, то остальные платили, платили и платили, что вызвало еще большее подорожание продуктов, продаваемых на рынке.
И если на Сенном рынке, в Апраксином дворе и Никольских рядах, масть держала, непонятно откуда появившаяся милиция из «Адмиралтейских», что открыто продавала за право торговли на рынках «Торговый билет», по твердым ценам, а появившихся в торговых рядах уголовных просто выводила до ближайшего проходного переулка, где била смертным боем, ломая кости и выбивая зубы, а на Андреевском рынке, на «Ваське», где криминальная активность оборачивалась скандалом с Рабочей гвардией, которая почему-то шуток не понимала, то Сенной рынок был кормушкой нескольких окрестных банд. Местная милиция, что занимала здание бывшего участка на Белозерской улице, выставляла на рынок каждое утро два патруля по два человека, но толку это не приносило, а как бы не ухудшало ситуацию.
Вот и сегодня, четыре милиционера, сбившись кучкой, чтобы не было так страшно, медленно прохаживались между рядов прилавков, откровенно отбывая урок до обеденного времени, чтобы можно было смыться с проклятой площади. Да тут просто находится было опасно, так как удар ножом в почку можно было ожидать от любого человека в этой мрачной и хмурой толпе, что бесконечной темной рекой окружало стражей порядка, толкаясь, ругаясь, сплевывая шелуху семечек и дымя в лицо табачным дымом.
— Убили! Убили! — раздался крик со стороны Александровского парка.
Милиционеры, не торопясь, потрусили туда. На грязном, заплеванном, пятачке базарной площади лежала девушка, уставившись серыми глазами в серое питерское небо, справа, под распоротой кацавейкой, растекалась темно-красная лужа.
Один из милиционеров, Воронцов Александр, выпускник гимназии, подавшийся в милиционеры, потому как в армию еще не брали, а по гражданской службе не было вакансий, внезапно бросился перед остывающим телом на колени и схватил девушку за безвольную руку.
— Соседка его, Дашей звали… — зашептал на ухо старшему патруля, бывшему слесарю, получившему травму руки на заводе, Демьяну Никаноровичу бывший одноклассник Воронцова — Смирнов Аристарх, попавший в милиции за компанию с Сашей.
Воронцов, внезапно осознав, что девушка уже никогда ему не ответит, поднял на окружившую его толпу и зарычал: — Кто?!
Ответа, в принципе, не требовалось. В проходе, открывшемся после того, как зеваки расступились, была видна троица парней, что вразвалочку, неповторимой блатной походочкой, весело о чем-то перешучиваясь, скорым шагом двинулись в сторону Каменностровского проспекта, отдалившись от места происшествия метров на сто пятьдесят. Один из ребят прижимал к боку большую плетенную корзину, в которой что-то лежало, завернутое в светлую холстину.