От шнурков до сердечка (сборник)
Шрифт:
Потом в стороне послышалось шевеление – и из третьих кустов выползла Улитка.
Жираф склонил шею, чтобы получше её рассмотреть, и вдруг оживился:
– А что это у Вас там, на спине?
– Мой дом, – объяснила Улитка. – Я всегда ношу его на спине: так удобнее.
Жираф погрузился в размышления, забыв даже выпрямить шею.
– Неплохо Вы это придумали! – оценил он наконец. – Пожалуй, я куплю у Вас этот дом и тоже буду носить на спине: так оно и правда удобнее.
– Но мой дом не продаётся, – пролепетала Улитка. – Он не только не продаётся – он даже и… и не отделяется
– За миллион всё продаётся и всё отделяется от всего! – убеждённо произнёс Жираф и скомандовал: – Освободите-ка помещение, гражданка!
Улитка часто-часто заморгала и на всякий случай спросила:
– Может быть, Вы с ума сейчас сошли?
– Едва ли, – после непродолжительных раздумий отозвался Жираф с высоты. – Просто у меня появилась прихоть. И я её себе позволяю – понятно?
– Не очень, – озадачилась Улитка. – Начнём с того, что позволения в данном случае надо спрашивать не у Вас, а у меня. То есть это не Вы должны позволить себе занять мой дом – это я должна позволить Вам занять его.
– Как же! – ухмыльнулся Жираф. – Я даю Вам миллион – и я же ещё должен испрашивать у Вас позволения?
– Но я не беру Вашего миллиона! – возмутилась Улитка. – И потом… как Вы собираетесь жить в моём доме – такой большой? Вы же явно не поместитесь в нём весь!
– А вот это Вас уже не касается! – совсем рассвирепел Жираф. – Прихоти не обсуждаются – на то они и прихоти.
Улитка помолчала сколько смогла, но долго не смогла – и потому почти сразу же взорвалась:
– Вы какой-то совершенно глупый Жираф! Мой дом – моя частная собственность!
– Как это – частная? – озаботился Жираф.
– Да так! Мой дом – это часть меня, надо же понимать такие вещи! Ну… допустим, я начала бы требовать у Вас Ваше копыто или Вашу шею…
– Если бы у Вас был миллион, Вы, разумеется, могли бы начать всё это требовать, – допустил Жираф. – Но, кажется, у Вас нет миллиона?
– Ах, дело не в миллионе! – отмахнулась Улитка и направила на Жирафа рожки. – Вот я сейчас забодаю Вас насмерть, чтобы прекратить этот дурацкий разговор!
Тут Жираф впал в серьёзные размышления о том, не стоит ли ему лучше обзавестись телохранителями, если всякая улитка позволяет себе в его адрес такие угрозы.
Но Улитка уже уползла обратно, в третьи кусты, со своей частной собственностью на спине.
А Жираф достал миллион, вслух пересчитал его и вслух же сказал:
– Вот дура! За её паршивую хибару больше никто и никогда не предложит ей миллиона… Кстати, и миллион-то мало у кого есть!
Тут он очень гордо оглядел кусты – причём не столько одни и другие, сколько третьи… но ниоткуда теперь уже не поступало никаких предложений. Оно и понятно: придумать ещё более глупую прихоть не каждому удастся!
Подзорная труба
Наверное, давным-давно кто-нибудь в этой семье был капитаном – иначе как бы попасть сюда настоящей Подзорной Трубе, которой вся улица завидовала? Конечно, в других семьях тоже были у кого бинокль, у кого микроскоп, а у кого даже и телескоп… только с Подзорной Трубой все они ни в какое сравнение не шли. Потому что Подзорная Труба была взаправдашняя. То есть ею много-много лет назад взаправду пользовались, гуляючи по морям, по волнам… м-да, нынче здесь – завтра там!
И кое-что из тех времён Подзорная Труба хорошо помнила. Иногда заглянешь в неё, а прямо на тебя пиратский бриг под чёрным флагом несётся – и ухмыляется однорукий капитан, вцепившись крюком в борт: дескать, погоди у меня, морской волчонок, встретимся ещё! Вот тогда-то и сразимся не на жизнь, а на смерть…
Только морской волчонок ррраз! – и опустит Подзорную Трубу. Тогда пропадёт пиратский бриг… да его на самом-то деле тут и не было: он в прошлом был, его Подзорная Труба там разглядела и оттуда показывала. Но сюда она его ни-ког-да не пустит. Что за чудо эта Подзорная Труба!..
– А можно нам в подзорную трубу посмотреть?
– Да смотрите сколько хотите!
Что уж всем этим соседским детям сквозь Подзорную Трубу высмотреть удавалось – сказать не берусь, но не раз бывало, что рука с зажатым в ней дорогим инструментом начинала безжизненно падать – того и гляди инструмент-то уронит… ну, подхватывали, конечно, беднягу в последний момент, а Подзорную Трубу назад забирали.
То ли от этого, то ли от чего другого, но постепенно выходила из строя Подзорная Труба – и с каждым днём делалось всё труднее и труднее рассмотреть сквозь неё что бы то ни было. Очертания пиратского брига расплывались, ухмылка однорукого капитана становилась почти неразличима… а скоро и вовсе лица стало не разглядеть. Сколько ни вглядывайся в туманные контуры – проку никакого…
– Что-то случилось с Подзорной Трубой, – задумчиво сказал однажды Морской Волчонок.
– Наверное, с памятью у неё нелады… уж больно она древняя, – ответили ему.
«С пааамятью! – ворчала про себя Подзорная Труба. – С памятью у меня получше, чем у вас у всех, будет. Умные вроде люди, а того понять не можете, что прошлое-то с каждым днем всё отодвигается и отодвигается! И чем дальше отодвигается, тем хуже его видно… Сила же моих стёкол, между тем, совсем не увеличивается: какая с самого начала была, такая и осталась. Чего же вы, дорогие мои, хотите?».
Соседские дети, конечно, по привычке ещё прибегали в Подзорную Трубу посмотреть… да ненадолго. Покрутят её, покрутят перед глазами минуту-другую – и на стол кладут: спасибо, дескать, и всего хорошего… мы как-нибудь, дескать, ещё заглянем! И заглядывали, конечно, причём каждый день заглядывали, только Подзорной Трубой совсем не интересовались.
– Не хотите ли, дети, в подзорную трубу посмотреть?
– Нет-нет, спасибо, мы уже смотрели…