От Сунь-цзы до Стива Джобса: искусство стратегии
Шрифт:
Вот что предвидел накануне смерти Клаузевиц, так и не закончивший свой труд.
Клаузевиц против гуманизма
К адвокату приходит супружеская пара лет девяноста.
– Мы хотим развестись, – говорят супруги.
– Но почему?
– Как это почему? Потому что мы терпеть друг друга не можем!
– Вот как? И давно это у вас?
– Давно? Еще бы не давно! Уже лет семьдесят как!
– Вы хотите сказать, что не выносите друг друга уже семьдесят лет?
– Вот именно! Семьдесят лет!
– Но почему же вы раньше не развелись?
– Как это почему? Мы ждали, пока дети умрут.
Все события XX в.
После этих событий мы можем апостериори взглянуть на Клаузевица с двух точек зрения: позитивной и негативной.
• Позитивный взгляд. Клаузевиц первым понял природу войны и то, каким образом техника как часть культуры вмешивается в эту природу. Это понимание позволило ему предвидеть будущее.
• Негативный взгляд. Введя в обиход понятие «последних крайностей», Клаузевиц способствовал созданию чудовищной модели международных отношений, которая стала восприниматься как нечто обыденное. Он легитимировал, настаивая на его естественности, такое видение войны, в котором нет ничего естественного, – это не более чем одна из возможных точек зрения, притом чреватая самыми бесчеловечными последствиями. Клаузевиц сбил с толку многие умы, разделив международные отношения и гуманизм, и совершил это именно в то время, когда гуманизм становился доминирующей философией. Он утверждал, что вещи, которые всегда считались отвратительными, нормальны. И поэтому он несет свою долю ответственности за последовавшие исторические трагедии.
Читатель уже понял, что автор этой книги придерживается второго взгляда. Чтобы отбросить позитив, отметим, что Клаузевиц оставался теоретиком и не делал никаких предсказаний. Он занимался стратегией, а не историей. Он не играл роль Кассандры и не раздавал мрачных прогнозов, чтобы помочь человечеству избежать кошмара.
В 1914 г. в Европе утвердилось мнение, согласно которому нормальной считалась политика, состоявшая в том, чтобы посылать молодежь на бойню – желательно до последнего человека. Нам следует разобраться именно в этой «нормальности». Люди, принимавшие во время Великой войны политические и военные решения, действовали так, словно война и методы ее ведения были чем-то вполне обыденным и допустимым. Они не понимали, что наносят человечеству смертельную рану.
По завершении Первой мировой войны заговорили о самоубийстве Европы. Речь шла об экономическом и демографическом самоубийстве, что понятно, но не только. Раздавались голоса, что Европа совершила моральное самоубийство. Она согласилась принять видение стратегии по Клаузевицу, которое шло вразрез с тем, что начиная с XVIII в. здесь понемногу создавалось, – с обществом, основанным на расцвете и осуществлении представлений о гуманизме. Великая война не только не загасила тлеющие искры ненависти, она разожгла их в пожар Второй мировой войны. Эта война принесла бесчеловечным практикам два новых открытия: поставленный на промышленную основу узаконенный геноцид, с одной стороны, и беспощадные бомбардировки мирного населения, – с другой.
Но не только беспрецедентное число жертв заставляет нас думать, что подобный взгляд на мир ошибочен. Нас также сильно смущает способ, каким тогда принимались решения. Нам очевидно, что у власти оказались настоящие дикари.
И эти дикари – прямые потомки Клаузевица.
Продолжение политики
Но что же такого ужасного и варварского написал Клаузевиц – образованный прусский офицер, отличавшийся недюжинным умом и получивший прекрасное воспитание? Этот человек, знакомый со всеми достижениями культуры своего времени, просто пытался постичь суть событий, свидетелем которых он был. Клаузевиц жил в удивительную эпоху, открывавшую блестящие перспективы на будущее, и ему хотелось понять, в чем их логика и смысл. На это он и направил талант, которым наделила его природа. В чем же тут варварство?
Процитируем самое знаменитое из высказываний Клаузевица. Вот оно:
Война есть продолжение политики другими средствами.
Если верить Клаузевицу, государства действительно проводят такую политику – не больше, но и не меньше. Правда, он не видел – хотя это бросалось в глаза, – что концепция «последних крайностей» противоречит политике как таковой.
Политика – это искусство жить сообща, это спор о коллективном выборе пути. Это справедливо как для отдельных индивидуумов, так и для целых народов. Политика нужна для того, чтобы избавиться от войны всех против всех. В области международных отношений политика позволяет выйти из состояния перманентной войны. Следовательно, война – не составная часть политики, но свидетельство ее провала. Остается надеяться, что момент этого провала будет кратким.
Разумеется, Клаузевиц все это знал. Если он утверждает обратное, то лишь потому, что анализирует войну, глядя на нее со стороны холодным взглядом теоретика. Стратегический анализ войны приравнен к анализу политики. Такова его позиция. Если война – это провальная политика, то Клаузевиц говорит нам, что этот провал неизбежен, а значит, мы должны его изучать и исследовать при помощи аналитического инструментария. Война как явление противоположное политике в то же самое время есть одна из форм политики. Так же как обратное решение есть одно из решений, решение прекратить заниматься политикой – это одно из политических решений.
Но у политики как комплекса решений нет своей противоположности. Прежде чем принимать решение, мы подчиняемся уже принятому решению; прежде чем заняться политикой, мы уже вовлечены в политику. Видимо, Клаузевиц, сводя войну к банальному проявлению политики, имел в виду именно это.
Последующая история наглядно, с леденящими кровь примерами, показала, что метод «последних крайностей» – это никакая не политика, а чистое варварство. Между тем предметом политики как раз и должно быть стремление избежать варварства.
Цитату о том, что война – это продолжение политики другими средствами, повторяли столько раз, что она превратилась в тошнотворную банальность. При этом те, кто охотно цитирует эту формулу Клаузевица, забывают о нескольких важных вещах.
• Эта формула была новой. В XVIII в. войну вовсе не считали частью политики. Преобладало убеждение, что на время войны политика замирает.
• Эта формула была революционной. Она изменила взгляд на войну, превратив ее в обычный вид профессиональной деятельности. Раз существуют профессиональные армии, их надо для чего-то использовать.
• Эта формула в совокупности с концепцией последних крайностей, будучи примененной на практике, ведет к распространению варварства. Диктаторы, полагающие, что ради достижения политических целей можно убить миллионы людей и в этом не будет ничего особенного, являются последователями Клаузевица.