От великого до смешного. Совершенно эмоциональные и абсолютно пристрастные портреты знаменитых людей
Шрифт:
Бах вихрем вбегает на второй этаж. Перепугав до икоты своим воинственным видом открывшую ему дверь седую старушку, Бах без приглашения врывается в квартиру, подлетает к клавесину, взмахом руки, не терпящим возражений, сгоняет с него худосочную девицу, садится сам и… начинает играть. Играть ту самую пьесу, которую еще мгновение назад так нестерпимо фальшиво пыталась изобразить горе-музыкантша. Испуганные обитатели квартиры глядят из-за шкафа и штор на этого сумасшедшего и не знают, что и подумать обо всем этом…
Вот из-за такого, казалось бы, пустяка он и устроил весь этот цирк-переполох,
Подобные происшествия случались с Бахом не раз и не два. Некоторые горожане над этим только посмеивались, другие, прежде всего музыканты, стали его немного побаиваться.
В одном из дошедших до нас анекдотов рассказывается о том, как однажды Бах отправился по какому-то делу к одному знакомому. Зайдя в дом, он, к своему ужасу, увидел, что за инструментом сидит некий щеголеватый музыкант-любитель и развлекает общество молодых девиц музыкальной пародией на «нашего сердитого господина органиста». То есть на Баха. Увидев великого композитора, музыкант-любитель настолько растерялся, что вскочил, прервал игру и, кажется, временно лишился дара речи.
Уж что-что, а незавершенной гармонии слух Бах вынести не мог. Ни с кем не здороваясь, не обращая ни малейшего внимания на бледного, как лист бумаги, исполнителя, разъяренный лев – вы еще не забыли, какой свирепый вид имел наш композитор даже на мирных портретах? – бросился к инструменту… Даже не присев, он довел незаконченную мелодию, проклятый аккорд, до надлежащего каданса. Затем вздохнул, бросил уничтожающе-презрительный взгляд на стоящего рядом и почти не дышащего любителя, поправил парик и… пошел здороваться с хозяином.
Приведем еще один, пожалуй, самый остроумный анекдот о баховской «грубости». Некая дама жаловалась все время на шум, доносящийся из дома композитора. Постоянно звучащая музыка – возможно, и не самый лучший фон для отдыха, однако следует заметить, что дама эта была из породы тех легкомысленных созданий, что предпочитают зарабатывать на хлеб самым немудреным способом – и самым древнейшим. Возможно, у нее действительно болела голова, но скорее ей просто казалось, что беспрерывная музыка лишает ее части клиентуры.
Однажды, когда «фрейлейн» в очередной раз пришла жаловаться на «невыносимый шум», Бах не выдержал и рявкнул: «Да пошли вы на…!» Оскорбленная дама тотчас же побежала жаловаться на него Леопольду, кётенскому королю, при дворе которого служил Бах.
Леопольд, осведомленный о репутации своей собеседницы, спокойно выслушал ее жалобу, а затем сказал:
– Бах, конечно, не в меру горяч. Но советовать он умеет.
Настоящие герои часто бывают неприметны. Если не считать вспыльчивости, то Бах, кроме выдающегося таланта и трудолюбия, не отличался какими-то необычными, из ряда вон выходящими качествами. Да и особо ярких драматических событий в его жизни, тех, о которых так любят рассказывать биографы, раз-два и обчелся. Всего лишь десяток-другой анекдотов, которым можно верить или не верить. И неудивительно: Бах был верным и примерным семьянином, хорошим отцом, скромным и совсем не публичным человеком.
«Скромность, – как сказал один польский сатирик, –
После себя Бах оставил более 1100 музыкальных произведений. При этом лишь семь его произведений были опубликованы при жизни и только две статьи появились в печати о его виртуозной исполнительской деятельности. Если бы не счастливое стечение обстоятельств, мы бы до сих пор знали лишь о сыновьях Баха, музыкантах, бесспорно, талантливых, но не идущих ни в какое сравнение с гением и творческой мощью отца.
Скромность и непритязательность Баха удивляла других известных композиторов – Букстехуде, Генделя, Телемана. И в еде, и в быту он был неприхотлив. Нужда и сиротство быстро отучают от капризности. В одной из биографий Баха рассказывается о том, как однажды молодой композитор отправился из Люненбурга в Гамбург – послушать игру знаменитого в ту пору органиста и композитора Райнкена. С тощим кошельком и хорошим аппетитом Бах кое-как добрался до половины пути, застряв в каком-то небольшом городишке без гроша в кармане и с громкой музыкой в голодном желудке. А тут еще трактир на дороге встретился. Голодный Бах стоял перед этим великолепным сооружением и безнадежно мечтал хоть о какой еде. И тут случилось то, чего молодой музыкант никак не ожидал и чего до сих пор не могут объяснить его биографы. Что же произошло?
Вдруг открылось одно из окон трактира и чья-то рука бросила в кучу мусора несколько селедочных голов. Будущий гений без всякого стеснения подобрал свалившуюся на него пищу и собрался было перекусить. Но, надкусив первую селедочную голову, он чуть не лишился зуба. В селедочной голове был спрятан золотой дукат! Очень даже приличная сумма в то время. Изумленный Бах быстро распотрошил вторую голову – еще один золотой! И третья голова содержала столь же превосходную начинку. Что тут скажешь – «дас ист фантастиш»!
Что же сделал дальше наш композитор? Уж конечно, первым делом плотно пообедал. В другом трактире… А после отправился в Гамбург – слушать Райнкена.
Откуда взялись деньги в селедочных головах? Этого до сих пор никто не знает.
Скромность и несуетливость Баха способствовали дополнительной концентрации творческих сил. Свобода от лишних обязательств и обычных домашних хлопот – все это существенное благо для любого творца. Баху повезло: он был дважды женат, и обе жены освобождали его от обычных хозяйских забот.
Есть такой анекдот. В одной польской семье было шестнадцать детей. Отец каждый день уходит на работу, а мать сидит дома и воспитывает своих чад. А чада шумят, кричат, носятся по дому, что-то ломают, что-то опрокидывают. Словом, не дом, а палата для сумасшедших. И вот приходит с работы уставший отец. Еще более уставшая мать начинает ему жаловаться на плохое поведение детей: Янек разбил вазу, Марек пролил чернила на ковер, Юзик засунул кошку в духовку. «Но больше всех сегодня хулиганничал Зигмусь…» – жалуется мать. «Как, – перебивает ее удивленный отец, – у нас есть еще и Зигмусь?»