От великого до смешного. Совершенно эмоциональные и абсолютно пристрастные портреты знаменитых людей
Шрифт:
Об исполнительском мастерстве Баха сохранилось немало легенд. Одна из них рассказывает, как однажды Бах соревновался в «сочинительском и исполнительском искусстве» со знаменитым композитором и своим другом Телеманом. Друзья условились, что каждый из соревнующихся напишет органную фугу, а исполнять ее без подготовки, «с листа», станет соперник. Кто лучше сыграет чужое творение, тот, стало быть, и победитель. По легенде, Бах взял ноты конкурента, перевернул их вверх ногами, и, «к изумлению присутствующих, сыграл чужую фугу в нужном темпе и без единой ошибки»! На этом Телеман посчитал состязание законченным. Подойдя к Баху, он сначала энергично пожал ему руку, а затем, глядя на радостного, но все же несколько смущенного Баха,
А этот рассказ – уже не легенда, а реальная история. Около 1717 года в Дрезден приехал французский виртуоз-органист Маршан. Своей блестящей игрой он успел к этому времени обворожить весь бомонд Франции. По мнению большинства критиков, он решительно затмевал собою всех остальных музыкантов Европы. Однако королю Саксонии вскоре доложили, что кое-кто из немецких музыкантов говорит, будто бы в Веймаре живет человек, способный соперничать с французским гением. И это не кто иной, как Иоганн Себастьян Бах, обычный церковный органист. Впрочем, наверное, не совсем обычный, раз о нем все говорят. Король немедленно отправляет Баху приглашение посетить Дрезден.
Ко дню приезда Баха французский виртуоз уже успел произвести фурор среди местной публики. Королевский капельмейстер Волюмье трепетал за свою артистическую репутацию и боялся потерять место, чувствуя, что француз отберет у него все. Можно легко догадаться, как доволен он был приездом Баха.
В назначенный день и час благородное собрание расположилось слушать двух гениев – французского и немецкого. Первым за клавесин сел Маршан. Он заиграл блестящую французскую арию, красивую и мелодичную, насыщенную всевозможными украшениями и блистательными вариациями… Публика буквально качала головой в такт легко льющейся мелодии. Когда французский артист взял последний аккорд, слушатели разразились громкими рукоплесканиями, со всех сторон поздравляя его с новым успехом и удивляясь артистичности в исполнении особенно трудных мест в сыгранной арии. Успех был очевиден и неоспорим. Чем может ответить на это немецкий музыкант?
Сыграть им серьезную музыку? Конечно же нет! Этой публике требуется нечто более простое, блестящее и внешне красивое. Что же тогда сыграть? И тут Бах находит решение. Сев за клавесин и сыграв несколько вступительных аккордов, он вдруг неожиданно заиграл ту же самую французскую арию, которую только что перед ним исполнял Маршан.
Все присутствующие поначалу пришли в некоторое замешательство, затем чувство растерянности сменилось удивлением и восхищением. Иначе и быть не могло: Бах играл по памяти только что прослушанную пьесу, сохраняя все украшения французского виртуоза и повторяя все его вариации одну за другой, но, закончив последнюю из них, он перешел к вариациям собственного изобретения, гораздо более изящным, трудным и блестящим. Сыграв двенадцать собственных, на ходу импровизированных вариаций, Бах закончил пьесу и встал. Оглушительный гром аплодисментов и самые настоящие овации не оставляли никакого сомнения, кто из виртуозов превзошел другого.
И все же, для того чтобы решить вопрос окончательно, саксонский король решил устроить еще один соревновательный раунд. Предметом состязания должна была послужить музыкальная импровизация на заданную тему. Оба музыканта приняли эти условия. Однако далее случилось непредвиденное…
В назначенный вечер, когда Бах уже появился перед заинтригованными слушателями, вдруг было объявлено, что господин Маршан еще утром, ни с кем не попрощавшись и никого не предупредив, отбыл из города. Французский музыкант, видимо, решил сохранить репутацию непревзойденного виртуоза. Это куда более дорогая вещь, чем тепленькое место на службе у саксонского короля.
Таким образом, вопрос о музыкальном первенстве решился сам собой. Более всего такому финалу был рад господин Волюмье. Стоит ли говорить, кто именно
Несдержанность – качество не самое приятное. В особенности если ею страдает какой-нибудь чиновник или, скажем, официант. Зато несдержанность учителя – это уже куда более серьезный недостаток и почти расписка в профнепригодности. Немецкий композитор, увы, был несдержан. Однажды во время репетиции второй органист церкви Святого Фомы, играя, допустил небольшую ошибку. Рассердившись и не найдя под рукой чем бы запустить в неумеху музыканта, Бах в раздражении сорвал с себя парик и швырнул им в органиста: «Тебе надо сапоги тачать, а не играть на органе!»
Бах вовсе не был грубияном или драчуном. Но если кто-то из его учеников вдруг обнаруживал отсутствие должного старания или, упаси бог, таланта, то тут уж Баху крайне трудно было удержаться в рамках приличия. На голову лентяя или бездаря он обрушивал самые уничижительные определения и эпитеты.
В городе Арнштадте, где кроме обязанностей органиста Бах выполнял еще и роль капельмейстера в школьном оркестре, ему пришлось здорово потрепать нервы. Способности молодых музыкантов мало соответствовали представлениям строгого и вспыльчивого композитора. Поэтому нередко Бах не выдерживал и давал волю чувствам. Старшие ученики поклялись отомстить несдержанному на язык учителю.
И вот однажды поздним августовским вечером, неподалеку от центральной площади, шестеро учеников встретились с учителем. Гейерсбах – самый рослый и задиристый из учеников – преградил дорогу Баху, достал из-под накидки рапиру, приставил ее к груди учителя и воскликнул: «Слушай, ты, песье отродье! Сейчас ты при всех попросишь у меня прощения за те оскорбления, что ты нанес мне в присутствии моих товарищей, или же, видит бог, мне придется тебя как следует проучить!»
Бах, видно, и вправду не любил этого верзилу, раз позволил себе называть его при всех «свинячьим фаготистом». Что ж, теперь придется пожинать плоды своей несдержанности.
Но не так-то просто запугать человека, знающего себе цену. Бах сделал шаг назад и вытащил шпагу: «К вашим услугам, господин Свинячий фаготист!»…
Поединок был непродолжительным: остальные пятеро учеников благоразумно догадались разнять дерущихся.
На другой день весь город уже знал о происшествии. Баха немедленно пригласили в консисторию, где он вынужден был признаться в своей несдержанности. Почтенные блюстители нравов оказались в затруднительном положении. С одной стороны, Бах вел себя совсем не так, как подобает верующему христианину и учителю. С другой стороны, на этого нагловатого молодчика Гейерсбаха уже и раньше поступали жалобы от обиженных им горожан. Наконец, Бах – блестящий органист, живая достопримечательность, привлекающая в город жителей окрестных городов и сел, уволить его – значит лишить Арнштадт части бюджета. Четыре раза собирались отцы города, чтобы определиться с решением по этому инциденту. В итоге окончательное решение так и не было принято.
Вывести из себя Баха могли не только хамоватые бездари и лентяи. Любая «неправильная» музыка, неверный или неразрешенный аккорд, которые он мог услышать, лишали его эмоционального равновесия. Однажды, по случаю какого-то праздника, он прогуливался по городу в обществе жены и старшей дочери. Выходной камзол, лучший парик. Поклоны встречным знакомым, привычные комплименты, разговоры, шутки… И вдруг Бах на полуслове обрывает речь, меняется в лице и замирает, уставившись глазами куда-то вверх. Удивленные знакомые, перепуганные жена и дочь также устремляют свои взоры вверх – что же он там такого страшного увидел, на небе-то? И тут Бах срывается и бежит к ближайшему дому. Там, кажется на втором этаже, кто-то играет на клавесине…