От войны до войны
Шрифт:
– Безусловно, – на лице кансилльера, опровергая его слова, мелькнуло сомнение, – граф, мы вынуждены вас покинуть.
– Я понимаю, – с достоинством произнес Утиный Нос. Кансилльер взял Дика под руку и повел по коридору.
– Будет лучше, если вы войдете через Весенний садик. Там есть калитка, которой пользуются камеристки. Ее Величество не скрывает своих встреч с Первым маршалом, но лишний раз напоминать об этом не стоит. Тем более теперь…
– Эр Август, – осмелел Ричард, – если начнется война, Первый маршал сможет потребовать освобождения Ги Ариго?
– Герцог Алва может требовать все, что захочет, и без войны.
– Я… я думал, что Ее Величество…
Кансилльер покачал головой:
– Я бы не обольщался. У Рокэ нет родных, и он вряд ли отнесется с сочувствием к просьбам сестры, любящей братьев, какими бы те ни были. Увы, в семье Ариго есть только один настоящий мужчина – Катарина. А вот Иораму больше пристали бы юбки, чем шпага и плащ…
Кансилльер замолчал, они миновали внутренний двор и оказались у изящной арки, которую охраняли гвардейцы в алом. Штанцлер назвал пароль, охранники расступились, и кансилльер Талига и оруженосец Первого маршала прошли в небольшой сад, засаженный сиренью и гиацинтами.
Штанцлер трижды стукнул в низенькую дверцу светлого дерева, та распахнулась, и на гостей уставились круглые темные глаза. Узнав кансилльера, женщина облегченно вздохнула.
– Клариче, – быстро сказал Штанцлер, – Ричард Окделл – оруженосец маршала Алвы, он ищет своего господина. У него срочные известия.
– Ее Величество и монсеньор в будуаре Ее Величества, – церемонно произнесла Клариче, и тут Ричард ее вспомнил. Именно она причесывала Катари в тот уже давний день, когда оруженосец впервые увидел свою королеву. – Ее Величество просили не беспокоить.
– Это очень важно, – твердо сказал эр Август.
– Пусть молодой господин доложит о себе сам, – сдалась камеристка.
– Идите, Ричард, – Август сжал плечо юноши, – и да поможет вам Создатель.
Ричард пригнулся и вошел в пахнущую гиацинтами прихожую. Ему хотелось разглядеть все как следует, но под настороженным взглядом камеристки это было неудобно.
– Сударь, – женщина указала на обитую голубым шелком дверь, – вам туда. Сначала будет приемная, за ней – будуар.
– Спасибо, – выпалил Ричард, сердце которого забилось при мысли о том, что он скоро увидит Катари. В первый раз после чествования героев Варасты!
Ричард, стараясь ступать потише, пересек приемную, откуда вели три двери. Одна была распахнута, и Дик вошел. Катари в голубом нижнем платье сидела на коленях у маршала, но как-то странно. Услышав шорох, она вздрогнула всем телом, но попытки вскочить не предприняла, а, наоборот, крепче прижалась к Ворону. Юноша видел заколотые высоко на затылке волосы и напряженную шею. Надеется, что не узнают? Но разве можно не узнать эти три маленькие темные родинки?
Ноги Дика приросли к полу. Дворянину, ставшему невольным свидетелем чужой любви, следовало немедленно удалиться, но юноша не мог оторвать взгляда от узла светлых волос и обхватившей плечи герцога тонкой руки. Положение спас Рокэ.
– Заходите, Ричард, – эр заговорил бы точно так же, застань его Дик за карточным столом или бутылкой вина. – Вы, надо полагать, по делу?
– Эр Рокэ, – начал Ричард и осекся.
Ворон ловко снял
– Отвернитесь, оруженосец, – посоветовал Рокэ, – уверяю вас, это не самые роскошные яблоки в Талиге и не самые сладкие. Прошу прощения, эрэа.
Ричард наконец оторвал взгляд от полуодетой королевы. Он знал про Рокэ и Катари, давно знал, и все-таки это было ужасно!
– Юноша, может, вы наконец скажете, что и где горит?
– Гонец от маршала фок Варзова… Очень срочно.
– Стало быть, горит на северо-западе… Похоже на правду. Где гонец?
– Заболел… Письмо у меня.
– Давайте сюда. Ваше Величество, – Рокэ изысканно поклонился замершей у окна женщине, – прошу нас простить.
Королева не ответила, даже не повернула головы. Каким же мерзавцем она теперь будет его считать. Что он натворил!
– Успокойтесь, юноша, – снисходительно бросил Ворон, когда они оказались среди цветущей сирени, – до конца света еще далеко. Где вы оставили гонца?
– У… у портного. На углу Мельничной… Лавка с собакой в камзоле.
– Прелестно, – Алва достал кинжал и ловко вскрыл пакет. – Что ж, пускай болеет. Я еду в казармы, а вы… Вы можете быть свободны до вечера. Или вот что. Отправляйтесь к баронессе Капуль-Гизайль и расспросите, что именно говорил ее незадачливый поклонник.
Дик кивнул. Перед глазами юноши стояло снеговое личико Катари. Значит, она все-таки уговорила Рокэ, а потом они… Святой Алан, как теперь он покажется ей на глаза. Ни одно донесение не стоило пережитого ею стыда!
– Монсеньор, – голос Ричарда дрогнул, – прошу меня простить. Я… я не думал…
– Не сомневаюсь, – кивнул Алва, его мысли были заняты чем-то другим, – думать вредно, так что вы поступили совершенно правильно.
Нет, Ворон все-таки чудовище, бездушное чудовище. Для него донесение с границы важнее чести лучшей женщины Золотых земель! Дику оставалось одно – вытрясти из баронессы Капуль-Гизайль правду о том, что сказал ей Килеан. Или неправду! Пусть признает, что получила письмо и решила, что оно написано графом. Могла же она ошибиться… Оправдать Килеана значит помочь Ариго, то есть Катари…
Марианна играла с собачкой. При виде гостя красавица, не вставая с обитого золотистым атласом дивана, протянула юноше обе руки и забросала его вопросами о Варасте, Первом маршале и Надоре. Сбитый с толку Дик отвечал. Как эта женщина может щебетать о всякой ерунде, когда человеку, который ее любит, грозит смерть! Бесчувственна или глупа? Или и то, и другое? И как начать разговор?
Дик смотрел на черноволосую красавицу в оранжевом и пытался придумать нужную фразу. Мысли, и без того взбаламученные появлением гонца и сценой в будуаре, спутались окончательно. Все было как в дурном сне, когда он видел Катари в платье куртизанки. Темные родинки на белой шее Ее Величества, на которые падал выбившийся из прически светлый завиток, черная мушка в вырезе оранжевого платья… Марианна – брюнетка, почему у нее такая белая кожа? Почти такая же белая, как у Катари…