От войны до войны
Шрифт:
– Пустое, эр Август, – Рокэ вновь улыбался той же улыбкой, что в Нохе, – бокал хорошего вина никому еще не повредил, вам ли это не знать? Пейте! Здоровье Его Величества!
Штанцлер принял кубок, но, видимо, Ворон выпустил его из рук прежде, чем сжались пальцы кансилльера. Семейная реликвия покатилась по столу, вино вытекло, лужица достигла края стола, темно-красная струйка равнодушно потекла вниз, на серый ковер.
– Вы неосторожны, эр Август, – Алва поднял кубок и вновь его наполнил, – держите. Крепче! А теперь здоровье Его Величества Фердинанда!
Штанцлер очень
– Я счастлив служить моему королю, – глаза Августа Штанцлера стали жесткими, – но я не мальчик. И не потерплю, чтобы меня…
Рокэ спокойно вынул из-за пояса пистолет, – синие глаза смотрели остро и холодно, мелькнувшей утром безумной ненависти в них не было. Скорее усталость.
– Вы не готовы пить за короля? – Рука маршала начала медленно подниматься. – Но, может быть, вы согласитесь выпить за королеву? За дом Раканов? За упокой души Эгмонта Окделла и Мориса Эпинэ с сыновьями? Не желаете помянуть юного Придда, чуть менее юного Феншо-Тримейна и отнюдь не юного Адгемара Кагетского вкупе с варастийцами, кагетами, бириссцами и гигантской выдрой, к тому же кормящей матерью?
– Алва, – выкрикнул Манрик, – что с вами?!
– Сядьте, Леонард! Я пытаюсь найти для кансилльера подходящий тост. Как насчет четверых, что нынче стучатся в Рассветные Сады? Не хотите пить за упокой? Выпейте за здоровье Ричарда Окделла, Август Штанцлер, то есть… «эр Август»! Или за Талигойю, великую и свободную! Считаю до четырех. Раз!..
Кто-то, кажется, Сэц-Гонт, двинул рукой. Алва выхватил второй пистолет и, не глядя, нацелил в сторону шевельнувшегося. Пролетела муха, мерно капало на пол разлитое вино.
– Два…
Иорам Ариго не хотел драться, он бежал, а его пристрелили в спину. Как зайца. И никто ничего не сказал…
– Три…
Штанцлер схватил кубок, залпом осушил и бросил на ковер. И тут Первый маршал Талига Рокэ Алва засмеялся.
Глава 3
Оллария
«Le Roi des Deniers» & «Le Chevalier des Deniers»
Оскаленная каменная пасть безмятежно извергала ледяную струю, стекавшую в бассейн. Солнце пронизывало прозрачную воду, так что были видны лежавшие на дне монеты. Посол урготского герцога вытащил из кошелька золотой и бросил в пруд, тяжелый золотой кружок на мгновение разбил дремотное водное зеркало и канул вниз.
– На счастье, – многозначительно произнес маркиз Габайру.
– Безусловно, – Его Высокопреосвященство кардинал Талига тонко улыбнулся дуайену Посольской палаты. Шестидесятивосьмилетний хитрец просил о тайной встрече, вот пусть и начинает разговор.
– Вы слыхали последние новости из Кагеты? – Жоан Габайру был прекрасным дипломатом – прежде чем приступить к главному, он походит вокруг да около и понюхает, чем пахнет ветер. Однако разговоры о погоде и здоровье ургот опустил, выходит, дело у него и впрямь срочное.
– Какие именно? –
– Да, я именно об этом, – облезлая голова посла скорбно качнулась, – такое несчастье. За один год три нелепейшие смерти. Остается надеяться, что уцелевших сына и дочь Адгемара судьба помилует.
– Баата обещает стать достойным государем, – согласился Сильвестр, – а прелестная Этери скоро подарит принцу Бакрии наследника.
– Мой герцог искренне желает, чтоб нанесенные Саграннской войной раны поскорее затянулись, – проникновенно произнес Жоан Габайру.
– Передайте Его Светлости Фоме Восьмому искреннюю благодарность Его Величества Фердинанда Второго.
– Разумеется, – заверил маркиз и пустился во все тяжкие, расписывая дружеские чувства, которые Фома испытывает к Талигу вообще и правящему дому в частности.
Хорошо бы поскорее понять, чего урготский хитрец «искренне желает» на самом деле. Фома, как и его отец и дед, умудрялся ладить и с павлинами, и с Победителями Дракона, немало наживаясь на перепродаже товаров враждующих стран. Золота в маленьком Урготе побольше, чем в Талиге, особенно после войны.
Сильвестр собирался вызвать Жоана для разговора о закупке хлеба и ссудах в обмен на посредничество в торговых сделках с морисками.
Увы, он решил выждать до октавианских праздников, рассчитывая, что перемирие с Агарисом заставит Фому сбросить цены, но все вышло с точностью до наоборот… После погромов иноземные купцы кто разбегается, кто требует возмещения убытков, кто – снижения пошлин, а как их снизить, когда свободные деньги съела закупка хлеба?
Урготы не могут этого не знать, но зачем им тайные встречи? Предложат хлеб и золото под проценты? Нет! Фома хитер, как все кошки мира, он будет ждать, когда его попросят, чтобы заломить втридорога…
– Ваше Высокопреосвященство!
Младший секретарь. Слегка запыхался, видимо, нечто неотложное.
– Маркиз, я вас на некоторое время покину.
– Разумеется, Ваше Высокопреосвященство.
Габайру был эсператистом, но умным эсператистом. В разговоре тет-а-тет он, не вдаваясь в религиозные разногласия, обращался к собеседнику, как к кардиналу.
– Еще раз прошу меня простить.
Дорак молча миновал заросли цветущего чубушника, который в среднем Талиге отчего-то называют жасмином, и, выйдя на желтую от одуванчиков поляну, повернулся к секретарю:
– Итак?
– Маршал Алва убил всех своих противников.
– Этого следовало ожидать. Было что-то необычное?
– Алва приехал раньше времени, но к месту дуэли явился позже всех. Иорам Ариго бросил шпагу и побежал, герцог его застрелил.
Человек, который был на месте дуэли, утверждает, что никто из секундантов противной стороны поступок герцога не осудил, по крайней мере открыто. Человек, который находился у входа в Ноху, показал, что Алва и его секунданты вышли вместе с секундантами убитых и направились в особняк Штанцлера, где и находились, когда наблюдатель отправился с докладом.