От войны до войны
Шрифт:
Дочь стала еще более тихой и задумчивой, чем раньше. Иногда она шепталась с Герардом, и Луизе очень хотелось знать, о ком они говорят – о герцоге или о его оруженосце. Арамона больше не появлялся, но Дениза утверждала, что это ничего не значит, и намекала, что неплохо было бы под порогами и всеми окнами зарыть дохлых кошек, предварительно заговорив.
Сама же Луиза о мертвом супруге почти не думала. Вернее, она думала не о нем. Женщина хваталась за любую работу, стараясь выбросить из головы синеглазого герцога, а тот не уходил. Это надо ж додуматься! Старая
Вдова капитана Лаик то смеялась над собой, то злилась, но ничего не могла поделать, вновь и вновь вспоминая теплый ветер, ворвавшийся в провонявший холодом и страхом дом, и человека с черно-белой перевязью.
«Сударыня, прошу простить мою навязчивость, у вас в доме не найдется вина?» «Прошу простить»…
Смешно, но она старалась садиться на тот стул, на котором он сидел, и забрала в свою комнату его стакан и пустую бутылку. Если Герард станет офицером, она, может быть, еще раз или два увидит герцога. Дура! Старая влюбленная дура. Уродина, которой нечего делать и которая воображает себе Леворукий знает что! И все равно Луиза Арамона была счастлива, потому что синеглазый кэналлиец существовал на самом деле. Он жил в одном с ней городе, дышал, смеялся, пил вино, любил молодых красавиц, которые не стоили одной-единственной его улыбки, его случайно брошенного взгляда.
Кто-то дернул дверной колокольчик. Дениза в погребе, повар с помощником на рынке, а лакей глуховат. Мать будет злиться, что она ведет себя как служанка, ну и пусть. Луиза отложила шитье и вышла в прихожую. Стоял ясный день, в городе было спокойно, и женщина без лишних слов распахнула дверь.
– Прошу простить мое вторжение, сударыня!
Если бы на пороге стоял сам Создатель, и то Луиза была б потрясена меньше. Ее хватило только на то, чтоб посторониться и пролепетать:
– Монсеньор…
Рокэ Алва кивнул головой и шагнул через порог. Он казался усталым, более усталым, чем прошлый раз, и одет был не по-маршальски, а в свои родовые цвета. Синяя рубашка, черный колет, серебряная цепь с лучистыми синими камнями… Дорогу в гостиную герцог нашел сам, Луиза плелась следом, лихорадочно пытаясь согнать с лица дурацкую улыбку. Выручила мать.
– Мы рады вас видеть, герцог – тоном вдовствующей королевы произнесла Аглая Кредон, – садитесь.
– Благодарю, сударыня. К сожалению, у меня мало времени. Я хочу видеть вашего старшего внука.
– Но от бокала вина вы не откажетесь, – теперь вся улица будет знать, что госпожа Кредон на короткой ноге с Первым маршалом Талига, – ведь мы еще не поблагодарили вас за оказанную нам услугу…
Остановить мать было невозможно, и Луиза почла за благо побыстрее сходить за Герардом. Сын сидел у себя, запершись изнутри – от Жюля, но открыл сразу. На столе лежали раскрытые книги. Что-то по астрономии.
– Мама?
– Надень куртку, причешись и спускайся вниз. К нам пришли.
– Кто?
– Герцог Алва, – Луиза с трудом произнесла имя вслух, возможно потому, что мысленно повторяла его сотню раз на дню, – он хочет тебя видеть.
– Он?! Хочет видеть меня?!
– Да. Поторопись.
Сын отчего-то бросился к столу, закрыл книгу, схватил гребешок, положил назад, натянул куртку, споткнулся о ковер, выскочил из комнаты и остановился:
– Мама, пойдем вместе.
– Хорошо.
Они чинно спустились вниз. Герцог по-прежнему стоял у камина. Матушка журчала что-то светское, но Алва смотрел мимо госпожи Кредон. Губы сжаты, темные брови сведены, почему он так устал? Неужели война?
Аглая возвысила голос и взмахнула сухонькой ручкой. Сын вздохнул и едва заметно кивнул головой в сторону бабушки. Создатель, сколько они еще будут ходить в приживальщиках! Мать есть мать, но эта мать всю жизнь любила только себя.
Луиза легонько подтолкнула Герарда – пусть спускается первым. Герцог услышал скрип и повернулся быстро и грациозно, как хищный зверь. Герард вздрогнул, но продолжал спуск. Луиза видела напряженный затылок сына, смятые светлые волосы. Он так и не причесался, а она не проследила. Дура!
– Добрый день, молодой человек.
– Добрый день, монсеньор, – голос Герарда дрогнул, и он по-жеребячьи вскинул голову. Они с Алвой были примерно одного роста, может быть, Алва на палец повыше.
– Вы, помнится, мечтали о военной карьере?
– Да!
Мечтал – это мягко сказано. Это было смыслом жизни сына. Насколько Арнольд, раздери его кошки, был трусом и лентяем, настолько Герард рвался в армию. Хотя с фамилией Арамона весело ему там не будет.
– Мой оруженосец был вынужден меня покинуть, – ровным голосом произнес герцог. – Прошлый раз я предлагал вам службу в Торке. Это предложение остается в силе, но, если вы хотите, я готов взять вас к себе. Порученцем. Справитесь – после первой же кампании получите офицерский чин, нет – сами виноваты.
– Я согласен, монсеньор, – казалось, вокруг сына разлилось сияние. – Что я должен…
– Привести в порядок свои дела. Двух дней вам хватит?
– Да…
– Послезавтра в десять утра приходите ко мне. Я приму вашу присягу.
– Монсеньор…
– Послезавтра в десять. До свидания, сударыни.
Луиза на ватных ногах пошла следом за Герардом, провожавшим невиданного гостя. Сын нужен Первому маршалу Талига? Первый маршал Талига сам пришел за ним в мещанский дом? Создатель, этого не может быть!
У порога Рокэ Алва обернулся:
– Подумайте еще раз. Я не из тех людей, с которыми легко. Вы вправе отказаться и отправиться в Торку.
– Нет!
Синий взгляд задержался на лице сына, затем Первый маршал Талига усмехнулся, но как-то невесело, и вышел, не сочтя нужным прикрыть за собой дверь.
– Мама! – Герард говорил шепотом. – Мама, я не сплю?
– Нет, – через силу произнесла Луиза, смотря, как герцог подходит к роющей землю лошади и разбирает поводья, – не спишь.