От всего сердца
Шрифт:
– Не могли бы вы установить экран, пожалуйста?
– прошептала Ората в мой наушник.
У меня были свои сомнения по поводу экрана. Свидание, казалось, должно было быть личным делом, но Косандион попросил меня прислушаться к пожеланиям Ораты.
Я пошевелила рукой, и массивная ветвь проскользнула сквозь полог и вырастила на нем экран. На нем шла трансляция из Океанского обеденного зала. Мы поместили в него всех делегатов с закусками и прохладительными напитками. Прямая трансляция свидания выводилась на нескольких огромных
Шон придерживался задней стены. Он был одет в серую мантию и по такому случаю превратил свое обычное копье в посох. Первоначально он собирался сопровождать свидание, но я была слишком измотана, чтобы прямо сейчас справиться со столовой, заполненной таким количеством существ.
И прямо сейчас у него не было Тони в качестве прикрытия. За несколько минут до свидания я рассказала Тони о подставном кандидате и о встрече с искаженным ад-алом. Он вышел из гостиницы, чтобы посмотреть на место боя. Очень немногие вещи могли сбить улыбку с лица Тони, но это случилось. Майкл был его хорошим другом. Тони хотел отомстить. Он не говорил об этом, но его глаза говорили о многом.
В Океанском обеденном зале среди делегатов пробежало волнение. Люди и существа обернулись.
В зал вошла Карат.
Ремонт син-брони был тонким искусством, требующим многолетней практики. У Карат не было времени починить ее, поэтому она не стала утруждать себя. Ее некогда безупречно черные доспехи были поцарапаны. Большая рана пересекала ее грудь, а две поменьше отмечали ребра. Рана на левой стороне ее лица из ярко-красной превратилась в несколько менее свежий, но очевидный синяк, и она несла его как знак почета.
Дагоркун побагровел, и я не могла сказать, от ревности или любопытства. Карат вздернула подбородок и направилась к столу наблюдателей. Дом Меер практически вывихнул шеи, пытаясь разглядеть получше.
– Неплохой выход, - пробормотал Косандион рядом со мной.
– Посмотрите на лицо Бестаты, - сказала я.
Глаза Бестаты сузились. Она сосредоточилась на Карат, как тигр, который только что увидел другого тигра, истекающего кровью, и отчаянно пытался выяснить, что за хищник их нанес.
Шесть крошечных шаров, размером примерно с грецкий орех, поднялись в воздух, кружа вокруг нас и над нами. Камеры Ораты.
– Вы в прямом эфире, - сказала Ората в мой наушник.
Точно. Больше никаких приватных бесед. Я приглушила звук на экране, показывающем обеденный зал, чтобы он не мешал.
Задняя дверь гостиницы открылась, и появился Тони, выводя Элленду на свет. На ней все еще была золотая краска и ее грубая тканая темная одежда. Выражение ее лица было бесстрастным.
Тони отошел и растворился в темном проходе. Он собирался отправиться в обеденный зал, чтобы помочь Шону.
Элленда подошла к Косандиону. Он наклонил голову на пару дюймов.
– Добро пожаловать, каленти.
Элленда
– Пойдемте, прогуляемся?
– спросил он.
– Да.
Они вдвоем зашагали по тропинке, оставляя между собой примерно фут пространства. Я шла на пару шагов позади. Шары Ораты последовали за ним. Мой экран тоже двигался, скользя с ветки на ветку вдоль тропинки.
– Из какой ветви вы родом, каленти?
– спросил Косандион. Его голос был спокойным и легким, успокаивающим своим теплом.
– Мой народ родом из Сахавы.
– Страна скал и темных лесов, где в глубине цветут светящиеся цветы авы.
В голос Элленды вернулась частичка жизни.
– Да. Вы когда-нибудь были там?
– Мама возила меня туда, когда я был маленьким. Мы провели четыре дня в Доме на утесе. Я помню, как спал в гамаках из паучьего кокона, подвешенных над бушующим морем. Я думал, что это лучшая кровать, которую когда-либо изобретали. Косандион тихо усмехнулся.
– Я удивлена. Гамаки-коконы пугают чужаков.
– Я не чужак. Я дитя Доминиона и дитя умы. Одно не исключает другого.
– Я не хотела вас обидеть.
– Осторожность застыла в ее голосе.
Косандион одарил ее еще одной улыбкой.
– Я не принял на свой счет.
Они добрались до пруда, где каменная дорожка огибала воду. Пруд занимал целый акр, мелкий, кристально чистый водоем с большим плоским камнем, выступающим в нескольких футах от его левого берега. Маленькие рыбки шныряли в прохладных глубинах, а на поверхности цвели сверкающие водяные лилии. Каменные скамейки вдоль дорожки служили местом для отдыха. Это было любимое место Шона. Когда в гостинице было затишье от посетителей, мы приходили сюда, купались в пруду, лежали на горячем камне и пили пиво.
Косандион и Элленда продолжили идти по тропинке.
– Вы действительно это имели в виду?
– тихо спросила Элленда.
– Вы дитя умы?
Косандион закатал левый рукав и поднял руку. Ряд замысловатых белых татуировок, пронизанных золотом, отмечал его темную кожу.
Элленда остановилась и повернулась к нему с решительным лицом. Он повернулся к ней. Они стояли на тропинке совершенно неподвижно, в одной и той же прямой позе. В тот момент они оба выглядели так, словно принадлежат одному народу.
Элленда глубоко вздохнула.
Я приготовилась к нападению.
– Скажите мне, что вас беспокоит, каленти. Вы можете рассказать мне все, что угодно.
– Все, что угодно?
– спросила она.
– Вообще, что угодно. Это наш момент. Мое время и мое внимание принадлежат вам.
Элленда выдохнула и закрыла глаза.
Если бы она пошевелила хоть одним мускулом в его сторону, я бы уронила ее сквозь пол. Я потратила много магии, но это не заняло бы много времени.
Женщина ума открыла глаза.