Отавало идет по экватору
Шрифт:
Утверждают, что на этом месте встретились Боливар и Сан-Мартин
Нелишне напомнить об этом событии и его значении. Ведь именно после "гуаякильской встречи" Сан-Мартин передал Боливару бразды верховного командования патриотическими силами, а затем возвратился в Аргентину и сошел с политической сцены. Такова одна сторона медали. А оборотная? Имела ли встреча двух лидеров какой-либо особый - эквадорский аспект? Судя по последующему развитию событий, имела, и притом весьма важный. С этого времени началось ослабление власти традиционной олигархии - происпанской, феодальной, консервативно-клерикальной, господствовавшей в Сьерре, и усиление роли новой
На улочках, берущих начало от Малекона, ранним утром тихо. Со стороны реки долетает прохладный ветерок, пахнущий йодом. Вот из ближайшего переулка выкатил тележку торговец апельсинами - время от времени он издает протяжные звонкие возгласы, оповещая о своем появлении. На другом углу устроился торговец кокосовыми орехами. Медленно и величаво выплыло из-за крыш солнце и залило светом дома, набережную, реку. Большой город проснулся и ожил. На Малеконе загремели металлическими ставнями - начали открываться оптовые склады, магазины москательных товаров. Вот из одного из них выкатили на тротуар бухты толстых канатов, пожилой усатый эквадорец уселся на них и закурил в ожидании первых покупателей.
В таких лачугах живет гуаякильская беднота
Основная масса покупателей спешит на Малекон, в ту его часть, которую все называют "Бухтой". "Бухта" - это узаконенный рынок контрабанды, где торгуют не только ширпотребом - от носков до мотоциклов, но и продовольственными товарами. "Бухта" - это беспрерывное бурление и гвалт, шарканье об асфальт тысяч подошв, оглушительные выкрики торговцев, рекламирующих свой товар, пронзительные сигналы автомобилей, продирающихся сквозь толпы покупателей или праздношатающихся, и все это дополняется шумами большого портового города. "Бухта", наконец, - это место, где наглядно проявляется "гуаякильский характер". В отличие от сдержанных и малоразговорчивых жителей Кито гуаякильцы веселы, открыты и шумливы.
Контрабандный рынок в "Бухте", как и подобные ему базары в Кито или Ибарре, - трудно объяснимый феномен. Нельзя с уверенностью сказать, какой именно аспект экономической политики правящих кругов отражает это явление. Страна нуждается в машинах, станках, промышленном оборудовании, а "транснационалы", хозяйничающие на эквадорском внутреннем рынке, при попустительстве властей наводняют его сигаретами и парфюмерией, зубной пастой и виски, радиоприемниками, магнитофонами, пленками с записями модных мелодий, дешевой обувью и "тряпьем", вышедшим из моды. И все это невысокого качества. Национальные предприятия не в силах конкурировать с массовым наплывом иностранного ширпотреба. Несмотря на протесты местных промышленников, "Бухта" растет и как явление, и как базар. Полиция же если и появляется там, то вовсе не для того, чтобы бороться с контрабандой, - "облавы" проводятся с целью конфисковать какие-то товары в пользу... самих полицейских.
Но вот день на исходе. Со стороны реки потянуло прохладой. В быстро темнеющем небе вспыхивают неоновые огни рекламы, а на Малеконе появляются первые парочки влюбленных. Постепенно городской шум стихает. Полная и чистая луна льет мягкий зеленоватый свет на реку, на стоящие на ней суда, на готовящийся ко сну Гуаякиль.
Заботы муниципальных властей
...Хосе Солис взглянул на часы: "Сейчас начнется"...
Мы сидели в плетеных креслах на балконе его квартиры и любовались величавой Гуаяс. Река текла неторопливо, словно хотела этим сказать, что вовсе не спешит на встречу с Великим океаном.
Вдали, в той стороне, где при слиянии полноводной Бабаойо и бурливой Дауле Гуаяс
Гуаяс набухала на глазах. И вот, повинуясь законам Мирового океана, она повернула свои воды вспять и потекла против собственного течения. Пароходы, стоявшие на середине реки, начали разворачиваться. Вот повернулся танкер "Чимборасо" с оранжевыми бортами. Следом за ним - корабль, на борту которого белыми буквами было выведено "Диагара", в этот момент он принимал на борт с шаланд мешки с сахаром. Через несколько минут и "Чимборасо", и "Диагара", и другие корабли вытянулись параллельно набережной. А мимо них, мимо набережной с ее отелями, потоком разномастных машин и пестрым, говорливым базаром "Бухтой", мимо худенького мальчонки, удившего рыбу с плотика из трех бревнышек, который чудом удерживался на одном месте, поплыли вверх по реке полузатонувшие бревна-топляки, островки травы, речной мусор. Впечатление от этого создавалось такое, как будто земной шар неожиданно начал вращаться в обратном направлении.
Наконец прилив достиг своего пика. Желтая масса воды подступила к самому парапету набережной. В тот же момент, словно укрощенная властной рукой, река остановила свой бег и замерла, спокойная и неподвижная. На какое-то время застыло и все, что было на ее сверкающей глади. Потом, стряхнув оцепенение, она ожила, повернула в обратную сторону и опять потекла на встречу с Великим океаном.
Дважды в сутки с точностью хронометра океанский прилив вспучивает реку Гуаяс. Дважды в сутки стоящий на ее правом берегу Гуаякиль чувствует себя настоящим приморским городом. Когда же сила прилива больше обычного, как это часто случается в сезон дождей, тогда вода затопляет не только районы, расположенные в нижней части города, но и набережную, подступает к стенам городского муниципалитета.
– Река - наша кормилица и наша мучительница, - говорил алькальд Гуаякиля Боливар Кали.
– В полуметре под ногами уже вода. Мы в буквальном смысле слова живем на воде - всего пять метров над уровнем моря! Да и тропики о себе постоянно напоминают. Не приведи господь, во время прилива пройдет сильный ливень - хлопот не оберешься. Поэтому осушать болота, на которых стоит город, обеспечивать население питьевой водой, прокладывать канализацию - первейшие задачи муниципалитета.
Наша беседа проходила в служебном кабинете алькальда. За широким столом, обтянутым шоколадного цвета кожей, в таких же шоколадных креслах сидели советники муниципалитета и шумно обсуждали какие-то финансовые дела. С высоких стен из золоченых рам на "отцов города" скептически взирали "отцы отечества" - Симон Боливар, первый президент Эквадора Хуан Хосе Флорес и первый алькальд Гуаякиля Хосе Хоакин де Ольмедо.
Откинувшись в кресле, алькальд обвел взглядом развешанные на стенах фотографии старого Гуаякиля, панорамную фотографию города наших дней, карту городских кварталов.
– С тех далеких времен, когда здесь обитали индейцы племени уанкавилька, много воды утекло, - сказал он.
– Население сегодняшнего Гуаякиля достигло одного миллиона двухсот тысяч человек и продолжает ежегодно увеличиваться на пять-шесть процентов, то есть на шестьдесят - семьдесят тысяч человек, в основном за счет притока сельских жителей. Еще быстрее растут городские проблемы.
Многочисленные рукава и протоки, лиманы и заводи на окраинах Гуаякиля никогда не высыхают - океан и тут полновластный хозяин. Его приливы вместе с тропическими ливнями наполняют водоемы до краев, заставляя хижины бедноты подниматься над водой на высоких сваях, рассказывал алькальд. Почва в черте города лишь в последние десятилетия стала твердеть - раньше она была совсем болотистой, и жители не решались возводить на плавунах каменные дома из опасения, что они "утонут". Поэтому дома, как правило, строились на сваях, деревянные, и, естественно, когда случались пожары, огонь пожирал целые кварталы.