Отблеск безумной звезды
Шрифт:
…Потом они дошли до памятника Пушкину и еще битый час болтали о какой-то ерунде — так легко и свободно Оля себя еще ни с кем не чувствовала. Потом он пригласил ее в кофейню — тут же, на Тверской, и она согласилась. На следующий день поехали в Архангельское, потом он чуть ли не каждый день заезжал за ней на работу… Она рассказала о своем новом знакомом тетке, и та была в ужасе — как же так, познакомиться с первым встречным, на улице! А вдруг он, не дай бог, маньяк какой-нибудь?.. Потом, конечно, тетка поняла, что подозрения ее беспочвенны.
Оля тоже
— Как он? — спросила она срывающимся голосом.
— Кто? — всхлипнула тетя Агния.
— Да Кеша же!
— Он?.. Он хорошо. И Эмма Петровна тоже ничего…
Эмма Петровна! Оля вспомнила и ее. И ту злосчастную ночь, и свои мечты о ребенке — Дунечке…
Воспоминания, накапливаясь, переполняли Олю — радостные и печальные. Ее детство, юность, молодость, работа, дом… Она вспомнила все, она вновь обрела себя.
— Да где же ты была, Оля? — вновь нетерпеливо спросила тетя Агния. — Тебя похитили, да? Ты здорова? С тобой все в порядке?..
— Н-не знаю… — растерянно ответила Оля, прислушиваясь к собственным ощущениям. — По-моему, со мной все в порядке…
— А мы тут просто места себе не находили… А детектив этот никуда не годился, очень бестолковый был мужчина, я сразу хотела Кеше сказать… — сбивчиво рассказывала тетка.
Оля слушала ее торопливое бормотание, а сама пыталась понять: действительно, а где же она пропадала все это время?..
— Какое сегодня число? — нетерпеливо перебила она тетку.
— Двадцать первое мая… — зачарованно ответила та. — А почему ты спрашиваешь? Оля, Оленька, да расскажи ты мне все!
«Двадцать первое мая! Почти два месяца!» — ошеломленно подумала Оля. И тут же сделала для себя открытие — она помнила все, кроме этих двух последних месяцев.
«После больницы я жила у Викентия. Эмма Петровна принесла мне альбом с фотографиями, стала рассказывать о своей семье… Да, точно, она еще ругала Павла, младшего сына Степана Андреевича… Потом она заснула, а я вышла на улицу, прогуляться. Какой-то тип толкнул меня, и я свалилась в лужу. Кинула в него снежком. Он за мной погнался… Я забежала в какой-то дом, он — за мной. Потом я спряталась на чердаке. И там… А вот что было после того, не помню. Хоть убейте — не помню!»
Тетя Агния сквозь слезы ошеломленно смотрела на нее. Тетку срочно требовалось успокоить.
— Я… со мной все в порядке, тетя Агния. Жила у подружки, на даче.
— У какой подружки? — растерянно спросила та.
— У Зины… — произнесла первое попавшееся имя Оля. — Да ты ее не знаешь! А там связь плохая и вообще…
— Что?..
— Я… я очень переживала. Ну, когда вышла из больницы. Просто места себе не находила! И понимаешь… мне было так плохо, что я никого не могла видеть. И тогда я решила сбежать ото всех! — нашлась Оля. Ужас в глазах тетки постепенно исчезал, уступая место состраданию. Чего-чего, а в душевных драмах тетя Агния разбиралась хорошо. — Я очень виновата, прости меня.
Тетка с новой силой стиснула ее в объятиях.
— Не извиняйся, ты ни в чем не виновата! — страстно воскликнула она. — Я все, абсолютно все понимаю!
— Идем ко мне… — Оля повела ее к дому. — Только… только ключи я потеряла, кажется.
— Так у меня же есть! — обрадовалась тетя Агния. — Я ведь, собственно, и шла к тебе — цветы полить и пыль протереть. А знаешь… — она оживилась. — У меня предчувствие было, когда я сюда шла. Честное слово! Иду и думаю: а вдруг сейчас Оленьку встречу! Я чуть в обморок не упала, когда тебя увидела… И платье на тебе такое интересное! Зина дала?
— Зина, Зина… — рассеянно кивнула Оля.
«Это амнезия Ретроградная, антероградная или какие там еще амнезии бывают… — Оля в этом не разбиралась. В институте она, конечно, изучала основы психологии и немного — психиатрии, но потом, после специализации, эти разделы медицины были от нее бесконечно далеки. Сейчас, если бы к ней на прием пришел пациент с жалобами на потерю памяти, она с чистой совестью отправила бы его к соответствующему специалисту. — Господи, как в кино! Уж сколько сериалов на эту тему снято… Никак не ожидала, что и со мной может приключиться подобная неприятность!»
…После ухода тетки, уже вечером, Оля остановилась перед зеркалом.
Белое платье, белые тапочки… Немудрено, что она подумала о том, что умерла, а потом воскресла — никогда у Оли не было подобной одежды! Хотя черный цвет она тоже недолюбливала…
Трикотаж на ощупь был мягким, ласкал ладони. Оля стянула платье через голову, принялась вертеть его в руках. В боковой шов была вшита этикетка — какая-то мудреная вязь, непонятно что обозначавшая.
— Вот ерунда… — с досадой пробормотала Оля, пытаясь разобрать вязь. И вдруг закорючки на этикетке сложились в слова — это было название известного английского дома моды. Оля ахнула.
«Наверное, подделка…» — попыталась уверить она себя, но что-то ей говорило, что сама ткань, да и крой платья, и то, как тщательно обработаны швы — слишком хороши для ширпотреба.
Белье под одеждой тоже было очень красивым и явно дорогим.
У Оли мороз пробежал между лопаток.
Она сняла с себя белые тапочки (кажется, такие называют «мокасинами»), тоже подвергла их пристальному изучению. И тапочки были явно не из дешевых…
— Господи, господи… Откуда у меня взялись эти вещи?!
Обычно Оля ходила в джинсах и водолазках, а летом предпочитала футболки (в конце концов, какая разница, что там у нее надето под медицинским халатом, ведь работала она в халате!). И лишь для торжественных случаев у нее было маленькое черное платье. («У каждой женщины должно быть маленькое черное платье!» — лейтмотив всех модных обзоров.)
Дрожа, Оля осмотрела себя со всех сторон. Ни синяков, ни ссадин. Осторожно пропальпировала себя везде — никаких неприятных ощущений. Гладкая, бархатистая, ухоженная кожа… Впрочем, она и раньше была такой. Маникюр на руках!!!