Отбор на выживание или Тайна 12 Невесты
Шрифт:
Оказалось, что нет, позади него ещё одной точно такой же не было.
«Значит не иллюзия», – мрачно мысленно констатировал мужчина.
– Капитан, не могли бы вы уделить мне пару минут вашего драгоценного времени? – между тем нежным голоском поинтересовалась у него не-иллюзия.
Капитан обреченно вздохнул и уныло изрёк.
– С удовольствием, леди.
Беребра распрямилась и, ослепительно улыбнувшись, протянула руку.
– В таком случае, пойдемте!
– Пойдёмте? – недоуменно переспросил Мариус. – Куда?
Глаза девушки блеснули озорством.
–
– К фуршетным столам? – удивленно переспросил капитан.
– Да, к фуршетным столам, – повторила девушка и объяснила: – Мне очень хочется кушать и совсем не хочется танцевать. И потому увидев, что вы тоже направляетесь к фуршетным столам, я подумала… Вы ведь к ним шли, прежде чем… гммм… передумали? – вдруг, словно бы спохватившись, уточнила она.
Последний раз перекусивший бутербродом и кофе более двенадцати часов назад Рафаэль и, в самом деле, направлялся к фуршетным столам.
– Я не передумал, просто вспомнил кое о чём, что я должен был сообщить главному дознавателю, – в высшей степени неубедительно соврал капитан, поскольку Беребра знала, что Илберт Смаратис уже с полчаса как «дежурил» у фуршетных столов, уплетая за обе щеки всё, до чего только могла дотянуться его рука.
Однако она была умной девушкой и потому сделала вид, что главного дознавателя она заметила у фуршетных столов вот прямо сию ж секунду.
– Тогда вам тем более нужно к фуршетным столам, потому что лорд-дознаватель только что к ним подошёл, – мягко заметила Беребра.
Капитан Мариус, разумеется, мог легко придумать, о чём таком важном поговорить со Смартисом, но одно дело сбежать от совершенно незнакомой девушки, да ещё и надеясь при этом, что девушка не поймёт, что он именно сбежал, а совсем другое – поступить не по-рыцарски с девушкой, к которой он уже успел проникнуться симпатией.
– Вы хотели сказать, НАМ нужно к фуршетным столам, леди ээммм… – подставив локоть, подкорректировал фразу собеседницы Мариус.
– Леди Беребра Халстейн, – беря его под локоть, подсказали ему.
– Лорд Рафаэль Мариус, – представился капитан. – Очень голодный лорд Рафаэль Мариус, поэтому если вдруг заметите, что в моей пасти вместе с тарталетками исчезают также и тарелки, во-первых, не удивляйтесь, а во-вторых, не судите строго! – добавил он шутливо.
Глава 8
Сколько Ганхилда себя помнила, её никто и никогда не называл не то, что красивой, но даже миленькой. Зато её часто называли очкастым пуделем или шваброй в очках.
Высокая и худая с рыжими курчавыми волосами, она и сама себя считала похожей на пуделя в очках, которому не повезло родиться двуногой шваброй.
Поэтому она была благодарна уже за то, что нелицеприятные комплименты ей отвешивали не прямо в глаза.
Как же она мечтала избавиться от огромных, в толстой, грубой оправе окуляров, которые не только делали её ещё больше похожей на пугало, но и натирали за ушами, давили на нос и постоянно норовили свалиться. По причине чего, надевая их, она не могла забыть о них ни на минуту. Без них же она почти ничего не видела.
Время от времени, особо сердобольные индивидуумы интересовались у её тётушки, почему она не покажет свою племянницу лекарям. Но в том-то и дело было, что лекарям Ганхилду показывали. И не раз.
Однако все лекари, как один, утверждали, что Ганхилда страдает редким видом дистрофии сетчатки глаза, который не способно излечить ни одно известное им магическое заклинание. Эти же лекари с сочувствием в голосе каждый раз объясняли ей, что так как разработанные специально для неё особые корректирующие линзы слишком массивны и тяжелы, то и оправа им нужна соответствующая.
И Ганхилда им верила.
Не потому, что была скудоумной или слишком уж наивной и доверчивой. Девушка понимала, что ради того, чтобы не расставаться с её наследством, тётка и её муж на что угодно пойдут, только бы не допустить её замужества.
Но даже мысли не допускала, что целители станут им в этом помогать.
Её беда была в том, что она судила их по своим матери и бабке: и первая, и вторая были из тех жриц жизни, которые скорее причинили бы вред себе, чем пациенту. И этому же учили и её.
И так хорошо они её этому научили, что Ганхилда свято верила в то, что все без исключения, кому покровительствует сама богиня Жизни – такие же, какими были её мать и бабка.
С одной стороны, нельзя сказать, чтобы Ганхилде так уж плохо жилось. Её сытно кормили. Добротно одевали. Она спала на мягкой постели. В её комнате было светло, тепло и даже уютно. Никто никогда не тронул её и пальцем. И как уже было сказано выше, если над ней и насмехались, то только поза глаза.
С другой же стороны, жизнь её была бесцельна и безрадостна. У неё, как и у матери и бабки, был дар целительницы, но ей не позволили пойти учиться, чтобы она смогла научиться им пользоваться. Выйти замуж по любви – ей тоже не светило. Кто ж полюбит такую образину, как она? Стать же женой кого-то, кому будут нужны только её деньги – она не хотела. Тётка и её муж, хотя и не любят её и никуда не выпускают из дому, по крайней мере, не бьют и ни к чему не принуждают… И потому Ганхилда Ойвиндская решила уйти в монастырь.
Не в мужской, разумеется. А в женский.
Уж в монастырь-то её, тем более с целительским даром, точно возьмут. Не сомневалась девушка.
О чём тут же и поставила тётку в известность.
Ганхилда готова была оставить тётке всё, что ей принадлежало, и уйти в монастырь голой и босой.
Вот только подобный поворот событий был предусмотрен завещанием. В нём черным по белому было прописано, что уход подопечной из мирской жизни, как и её уход из физической жизни квалифицируется как неисполнение опекуном своих обязанностей. Другими словами: уходит Ганхилда, уходят и её денежки. Более того, завещанием было предусмотрено, что, как и в случае с замужеством, опекун не имела права запретить своей подопечной поступить в соответствии с её желаниями.