Отборная бабушка
Шрифт:
И она царственно махнула рукой на разложенные бумаги.
Я вздохнула и покачала головой.
— Маменька, я вас оставлю тут жить только из уважения к памяти отца. Видите ли, он своё завещание составлял при мне. Завтра приедет юрист и зачитает его вам вслух. Ясное дело, на слово вы мне не поверите, так что потерпите уж.
Я вышла из кабинета под неразборчивые возгласы, в которых можно было различить «хамка», «обнаглела», и еще слова, которые девице из приличной семьи знать не полагалось вовсе.
Документы мачеха трогать не станет. Как и многие неграмотные, она испытывает уважение и священный трепет при виде печатного и письменного слова, а уж порвать или сжечь — мало ли, там что-то важное. Ни-ни.
Да и нет там ничего жизненно важного. Все ценное я уже заперла в металлический шкаф, а ключ всегда со мной.
Приехавший рано утром юрист уважительно поприветствовал меня, как новую хозяйку дома, и уже во вторую очередь церемонно облобызал руку мачехе, тем самым сразу расставив приоритеты. Жаклин перекосило, но она еще на что-то надеялась, рассыпая улыбки и стреляя глазками.
Залпы из всех орудий кокетства не помогли.
Завещание господин Лимберг зачитал в гостиной, при всей прислуге и домочадцах, как положено.
Жаклин полагалась вдовья пенсия в десять золотых в год. Лизелле и Арианне отошло приданое в виде трёх сундуков с тканями и по шкатулке драгоценностей на каждую. Драгоценности не принадлежали моей матери, а были куплены отцом специально для сестричек. Он при мне сортировал жемчуга, кольца и цепи, чтобы обеим досталось строго поровну.
Мне отходило все остальное. То есть домик в столице, поместье с тремя деревеньками и Чёрный Лес впридачу. Мелочи типа содержимого дома, накопленного отцом состояния — в основном при моей помощи, за последние три-четыре года — и приданого моей матери перечислялись ниже мелким шрифтом, расшифровывая понятие «все остальное» на случай, если мачеха вздумает завещание обжаловать.
Жаклин хватала ртом воздух, не находя слов от возмущения.
Поверенный не стал ждать, пока она их найдёт и извергнет, скороговоркой дочитал завещание до слов:
— Заверено мной такого-то числа такого-то года.
И поспешно отбыл.
Вовремя.
Мачеху прорвало.
— Ты! Ты это специально подстроила! Ты его уморила, чтобы себе все заграбастать!
— Лиз, Ари, пойдите погуляйте в саду. Погода стоит прекрасная. — ровным тоном приказала я сёстрам. Что интересно, они моментально подхватились и чуть ли не выбежали за дверь. Наверное, им было страшно смотреть на обезображенную яростью мать.
Мне, если честно, тоже было страшновато. Жаклин орала и плевалась ядом, похоже у нее от потрясения слегка поехала кукушечка. Она наверняка надеялась, что все отойдёт ей — если бы не завещание, по местным законам так и было бы. Но — я уже совершеннолетняя, ей даже опекуном не стать.
— Ты о нас вообще не думаешь! Лизелле в этом году на бал дебютанток, а ты нам копейки выделяешь на одежду! Я по три-четыре раза одно платье надеваю!
Да, вот это проблема. Похоже, отец даже переборщил с содержанием молодой жены. Она думает, что во дворце живет. Это королеве, по слухам, положено платья по одному разу носить.
Интересно, что она с ними потом делала? Нынешний король вдовец уже десять лет. Может, там целый гардероб стоит неприкаянный?
Ох, что-то я отвлеклась. Подсознание бережёт мои нервы, переключает на более приятные темы, чем истерящая мачеха.
Ну, надо же все же быть такой дурой. И она меня еще замуж выдать пытается. Ты что думаешь, зять тебе больше выделит? Наивная…
Я нахмурилась.
— Во-первых, в этом году на бал сестра не поедет. И вы если сами чуток подумаете, поймёте, почему. По той же причине в течение года у нас будет еще меньше расходов на одежду, чем обычно.
Я выдержала паузу, но видя, что до мачехи по-прежнему не доходит, пояснила:
— Траур, дорогая маменька. Нам еще год белое носить. Ну, и из имения не выезжать. Напоминаю, на случай, если вы забыли — у вас муж умер, по которому вы скорбите изо всех сил. Не надо так надрываться и пытаться забивать вашу хорошенькую головку мыслями о деньгах, и вообще о бренном. Материальными вопросами займусь я. А вы подумайте хорошенько, может, в монастырь соберётесь? Я бы за вами хорошее приданое дала, как за невестой Господа.
Жаклин спала с лица. Истерику как рукой сняло.
С религией тут было все примерно как в нашем мире — по набору. То есть были язычники, были верующие в Единого, и просто агностики. Тяжело не верить вообще ни во что, когда у тебя под боком нечисть бегает, так что атеистов тут не было. Зато сосуществовали все мирно, в отличие от наших. Никто ни с кем не дрался, паствы хватало на всех.
Ну, и монастыри были, куда же без них. И туда принимали в основном девиц постарше или вдов. Причём абы кого с улицы не брали — только родовитых и богатых. Даже выражение такое было — приданое невесты господней. За то, чтобы вдову или девицу взяли, еще и доплатить нужно было.
Будь у нее такая возможность — меня бы мачеха сбагрила без зазрения совести. Это я только пугать горазда. Но она-то об этом не знает! Так что присмирела, как миленькая.
Не извинилась, правда, за истерику. Но главное, вроде в себя пришла.
Уже хорошо.
Гер Рухт явился после обеда, строго на пятичасовой чай. Пусть мы и не в Англии моего мира, но некоторые традиции, вроде полдника, как у нас в школах, никуда не деваются. Только видоизменяются слегка.
Я приказала проводить его в большую гостиную. Малая — для узкого круга, близких знакомых. Лучше сразу дать понять, что он в их число не входит.
Ландграф на секунду замешкался на пороге. Я села в кресло главы дома, чем изрядно сбила его с толку. Он же не в курсе наших семейных перестановок, и полагал, что теперь всем будет заправлять Жаклин. Тем не менее, он быстро взял себя в руки, и отодвинул себе кресло рядом со мной. Оценивающе бросил взгляд на разложенные передо мной листы — признал оставленный им недавно в нашем доме брачный договор.
Да, он обнаглел до такой степени, что уже намеревался скреплять наши отношения. Его подпись на листах уже стояла.